Продолжаю мою самоироничную автобиографию — в этот раз я прощаюсь со своим четвертым десятком: с 2017 по 2020.
Грузинская столица знает, как порадовать ветеринаров, которых наверняка обеспечивает работой в первые дни каждого нового года: на радость собакам и кошкам в небе над Тбилиси взрывались бешеные фейерверки — и в это безумие на полчаса первого дня 2017 погрузился весь город. Но главное, что людя счастлива — а уж кто думает о кисах и собанях? Как-никак европейская столица (в перспективе, конечно, хоть и весьма отдаленной, но самое важное — это народу затирать сказки каждые выборы): все для человека.
В единственный, пожалуй, раз Ким выполнил свою задачу пророка: в том смысле, что — как Новый год встретишь, так и. Но его пророчество сбылось не в отношении него самого. А в отношении меня.
Встречали мы 2017 в самом прямом смысле в прямом эфире. Его хейсбучный стрим салюта над Тбилиси, который он вел с отличной обзорной точки на горе, набрал 0.5М просмотров на его странице и, кажется, 1.5М уже когда его украли (без ссылки на автора) местные телеканалы, тоже, видимо, весьма уже европейские в части авторского права.
Было видно, как обрушившиеся на его голову пятнадцать минут внезапной славы снесли ему разум. Не знаю, понял ли он аксиоматическую мораль, что незаслуженное уходит так же быстро, как и приходит, но уже спустя две недели интерес к его видосу угас, подписавшиеся на него стали отписываться, а мы сидели у нас на кухне в Щукино под приглушенным светом лампы.
Ужинали. Ким был вздернут после университетского дня — впрочем, я к этому привык.
-Послушай, мне кажется, что уже не в том вопрос, бросишь ты меня или нет. Вопрос — когда.
-Пфффффффффффффф, — в своей привычной манере отозвался Ким.
Я по-змеиному улыбнулся.
-Ну просто чтобы ты знал: у меня терпение адское. Преподское. Первый шаг сделаешь ты. И вся ответственность — на тебе.
-Фи!
Людоедка Эллочка продолжала поглощать приготовленный мною ужин. А до сбычи пророчества остается чуть меньше полугода.
Пока же на горизонте всплыл достаточно корявенький паренек, который в один из февральских вечеров у Тимофея в Колпино, невзирая на мое присутствие, повесился на Кима, причем, что самое удивительное, и Ким уже вел себя так, будто меня не было рядом. «Взвешенное решение» он уже, по всему было похоже, к тому моменту принял. Плакал и пил, говорят, потом полгода, но зато взешенно и продуманно плакал и пил. По графику и распорядку, все как он любит.
При таком откровенном поведении необязательно быть специалистом по отношениям, чтобы догадаться: уже потом, видимо, в их личной переписке, этот Ландграф (ник-то какой выбрал) стал уговаривать — бросай ты этого своего. Я часто закрываю глаза и умиленно улыбаюсь, думая о том, какую лабуду свистел в уши Киму этот Ландграф и успешный джентельмен («работает в большой четверке бизнес-компаний», не то что «этот твой лузер»): счастливая семейная жизнь, рука блять об руку до гроба (чьего в первую очередь — обычно не уточняется), изъездим весь планетный шар, а потом примемся за покорение Марса вместо Илона свет Маска. И, конечно, идеальный секас раз в три дня; тьфу, то есть три раза в день!
В своей традиции делать всякие хипстерски-постановочные шоу с максимальным драматизмом, видимо, чтобы «ту сэй ауар ласт гудбай», Ким покупает билеты в Сочи — я даже и не знал, что мы едем в аэропорт, а не на какую-то анонсированную мне встречу. «Побег из зимы в лето», как он мне это озаглавил.
Это и правда был огромный и приятный сюрприз. Но все хорошее имеет цену. Через три дня, видимо, решив сам для себя, что «больше мне ничего не должен», нашел, как, похоже, тогда ему казалось, отличный повод для вечернего скандала. Я был виноват и в том, что подцепил конъюнктивит при смене линз, и что «слишком много улыбаюсь», и что «ничего не делаю», и что я не «двадцатилетний парнишка-няша». Я сидел с расплывшим взором перед глазами (во время конъюнктивита без линз я все видел бликами и пятнами). С утра он ушел на учебу, и дальше — господи, какое испаностыдное детсадство! — отфрендил меня всюду. И перестал отвечать на звонки.
Как он там повторял? «Срок годности мужчины — тридцать пять лет.»
И что, собственно, произошло? Да ничего.
«Давно забытый вкус свободы
и ощущение себя
ты подарил мне этим утром
съебя.»
Я стоял как громом пораженный минут десять. На одиннадцатую я купил билет на электричку — и умотал к родителям.
Я не отменил ни одного занятия. Только перенес одно на следующее утро.
Моя жизнь была перестроена в течение часа.
Через пару дней я приехал с грузовичком и забрал самое основное — свои книги и свою одежду. Ну и проектор — личный подарок моей мамы проекту Дельвин. Остальное не стал даже чесаться грузить. Ни дележек, ни воспоминаний мне не было нужно. Проще было списать на ураган или цунами, которые нанесли урон и уничтожили все нажитое честным и непосильным трудом, — и снова заработать и купить.
Ким закрыл за мной дверь. Я знал, что он стоит и смотрит в глазок. Я киношно помахал рукой и побежал вниз по лестнице.
Больше я его так и не видел ни разу.
Но интересно, что же он чувствовал в первый вечер, когда пришел домой и увидел, что моей одежды больше не было.
Он ожидал очевидно противоположное тому, что получил: он думал, что я — «безвольный», «бесхарактерный» и «зависящий от него» (он ведь правда сам себя в этом убедил и в это поверил!) — буду валяться в ногах, а он — так и быть! — поставит все необходимые ему условия.
Гипотеза, кстати, подтвердилась в 2020, когда я случайно узнал от знакомых, что его прозвали «серийным кидальщиком»: с нынешним парнем он расстался ровно так же — только мои действия отзеркалив, то бишь — собрав вещички и уехав. И дождавшись, что Саша — кстати, ни в чем не виноватый парнишка, не сделавший мне лично ничего плохого, но непонятно, подозревавший ли все это время, что просто выполнял роль статусной ширмы «в отношениях», — в слезах бросился его умолять не порывать так резко, — только тогда Ким вернулся и любезно продолжил жить семейной жизнью.
Вообще интересное дело: кто ссорится со мной глупо и беспочвенно, обычно заканчивает тем, что сам оказывается за бортом. Тут ничего сверхъестественного. Просто я веду себя всегда как равный, а то и вручаю штурвал; но если бежишь с корабля, то помни: мой-то ледокол прет себе дальше и прет. А ты только красиво ныряешь вниз и в первую секунду горделиво-величаво позируешь на льдине в обнимку с пингвином. А потом пароход ту-ту-тууу, а что дальше тебе делать с твоим пингвином на твоей льдине — черт его знает, да и мне уже неинтересно: я разламываю новые льдины.
Говорят, он побежал на дискотеку, а потом какое-то непродолжительное время длилась история с этим корявчиком.
До меня она докатилась в форме того, что корявчик распускал глупые шлюхи, что, мол, Ким и Ландграф — счастливая пара: «Я посылаю тебе моего Кима, Тимофей!»
Я чуть не поперхнулся, когда это услышал на тимофеевой кухне.
Но и мне словно сорвало крышу. Я так устал от этой «тихой сука семейной жизни» — по сути какой-то странной клетки, к которой я не был приспособлен и предназначен, что начал носиться по стране как бешеный — до самых холодов: столько человек со вздохом облегчения говорили — ну наконец-то ты приехал / пришел в гости! думали, что уже все!
Ну конечно все! В смысле — все только начинается, на-чи-на-ет-ся!
Ну и повалили проекты один за другим. Тогда появилась одна интересная барышня — и мы думали, что действительно — сейчас взойдет над петербургским горизонтом еще одна звезда организаторских способностей. Анна Петухова придумала «децентрализационный» проект в родной своей Вязьме, куда мы уехали с Тимофеем Степановым на десять дней, но программа, которую мы должны были организовать для местных жителей, была настолько плотной, что время пролетело совершенно незаметно. Потом я приезжал в Вязьму еще пару раз — в июне и сентябре. В сентябре 2017 уже только одним днем: мальчишки, которые по пятам ходили за мной в мае и июне, уже подостыли — а еще если точнее, то — начался их одиннадцатый класс, сами понимаете. Не до вас, Сей-Санч.
В Иностранке мы провели «Nox Sovetica» — ночь советской истории, а помимо всего я еще выступал на куче конференций.
Но главное началось в мае 2017. Я нашел удивительный вариант — друзья отдавали в субаренду квартиру на Пушкинской (недалеко от Лиговского и вокзала) до конца июня 2017. Там я и работал над латинским грамматическим конструктором, оттуда и убегал в белую ночь — делать съемки.
Но понемногу в стране начались всякие события. Мы понимали уже тогда, что в той или иной форме это уже начало конца. Но ясно это было не всем: поэтому многие смеялись над «дурачками с площадей». А я готовил латинский, сидя в темноте своего питерского дворика (своего ненадолго, но своего). Остается неделя до запуска.
Пишу Леше Белозерову, нашему видеоредактору, — надо кое-что подредактировать.
«Меня арестовали на акции двенадцатого июня. Десять суток.»
У меня все похолодело.
Ничего из того, что мы могли бы с Пашкой Чикаловым сделать, у нас не вышло даже близко. Он так и вышел за неделю до запуска, отсидев все десять положенных (кстати, именно он станет первым в новостях о том, что суд назначил ему компенсацию за незаконный арест — по 2.5к за день).
Но мы все успели к первому числу — и совершенно определенно что 1.07.2017 стало главным водоразделом. Было «до» и стало «после».
Это было окончательное и бесповоротное появление меня в публичном пространстве информационной ответственности. Просто так нельзя что бы то ни было говорить — не задумываясь. В любой момент могли спросить, что я думаю по тому или по иному поводу, — и совершенно не было важно, что первым заходом был только латинский язык. Публичность и репутация — это то, что невозможно наработать быстро. Но можно потерять за секунду.
В середине июля 2017 я улетел в Кишинев — поучить румынский и поохреневать с уровня только что проведенной там реформы образования. Особо в молдаванские перепИтия я тогда и не вникал, хотя местные ребята мне пытались что-то рассказывать и объяснять. Без поллитры там совершенно определенно разобраться было невозможно.
Кроме, пожалуй, одного: с каждым годом все хуже и хуже. Уровень проседал все дальше и дальше, а час занятий стоил с преподавательницей 50 лей — два доллара. Поэтому я занимался по два часа в день. Но сам уровень преподавательницы, если честно, подсказывал, что столько она и стоила: а что вы хотели от реформы молдавского образования, которую (другого слова нет) нахуеворотила, на чем мы заострим внимание лишь спустя три года, тогда еще некая Майя Санду — нынешняя президент… ка! — прославившаяся тем, что оскандалилась с тендером на закупку 1200 камер видеонаблюдения? По молдавским меркам это как в России нефтюшечку мимо кассы.
«Проевропейская» воительница реформировала образование так, что камеры и металлоискатели на входах в здания, где сдаются экзамены, слежка за каждым сдающим как за потенциальным преступником, угрозы аннулирования работ, — вот эти-то ласточки и стали главным приветом неискоренимого советского гэбэшного мышления, внедрявшегося ею же самой в нацеленное на простихосподя «евроинтеграцию» молдавское общество.
Постучавшись головой о кишиневский модернизм (читай: поофигевав от происходящего), обалдев от увиденного в Приднестровье, я вернулся в Петербург и поселился на Литейном, о чем очень сильно пожалел: окна открывать можно было только с полуночи до четырех часов. Все остальное время я слышал только дичайший рев машин — и разговаривать было при открытых окнах буквально невозможно.
Надо сказать, что я был настолько погружен в дела и самое что ни на есть ненавязчивое общение, что о каких-то романтических приключениях не думал. Но они приходили сами.
Я ездил почти каждый месяц в Хельсинки, практиковал финский, а под конец года Линналы переехали в Йоэнсуу — Хенрик заканчивал свое обучение в тамошнем университете, а Насте пришло время родить Айнушку — тихий Йоэнск был идеальным для обоих. И я приперся туда.
-Чтобы я еще раз! — когда я вылез из (надо сказать, прямой) маршрутки не просто от Питера до Йоэнска, а от почти моего дома на Литейном до их домика.
В итоге «чтобы я туда еще раз» кончилось тремя приездами. Лол.
В первый (октябрьский) приезд я познакомился с китайцем Каем, с которым чуть не случился роман более длительного свойства.
Но тогда была отличная погода, и мы пошли в лес недалеко от города — прямо на берег Пиелисйоки.
-Прямо здесь? — спросил Кай.
-Угу.
Прижимать парня к томной финской то ли березе, то ли липе — было одним из самых незабываемых ощущений года. Но Кай решил, что надо продолжить.
Китайцев, кстати, в моей жизни было три. И все ооооччень сначала хотят в «Европу или в Россию», а потом как-то оказывается, что дядя Си, Цынь или Пинь строят куда как более лутшые будустчее в родной Поднебесной. И не хочу ли я — к ним? Кхм. В другой раз, может быть?
Мы закончили планирование финского курса. Который так и остался неснятым (пока что) из-за всех событий уже 2020.
В ноябре 2017 я запустил французский — а для Тимофея участие в нем (в части про французский кинематограф) стало эдаким опус-магнумом.
На Рождество я улетел в Братиславу. После утомительного года работы был в целом в достаточно невменяемом состоянии: вдобавок я очень сильно заболел и гулял по пустому декабрьскому городу с больным горлом. Я очень устал за год и очень нуждался в том, чтобы все прошлое ушло.
Понятное дело, что сказать проще, чем сделать, но мне это почти удалось.
2018 был какой-то такой спокойный — мы запустили с Ариадной Сапожинской литовский. В остальном это был год такой полевой, если хотите, работы: Финляндия, разъезды по России, разные политические ралли, на которые, кстати сказать, год был достаточно богат.
Тогда же я запустил небольшой проектик для своих — поездки по разным местечкам Ленобласти. Мы снимали Видеоскрипту латину — о городах на латинском.
В 2018 я вдруг зачем-то сам себе взбрёл в голову, что хочу пробежать марафон. И это — произошло. С Лизой Стариковой мы сначала пробежали ночные десять километров по Москве, потом в Петербурге в начале августа 2018 был мой первый полумарафон, а в Сочи, родном городе Кима (на самом деле не совсем Сочи, а Туапсе, а еще точнее — Якорная Щель, из которой он нам и явился с соответствующими хипстерскими представлениями о мире), в его день рождения, 4 ноября 2018, я пробежал свой первый (и пока единственный) марафон — 42.2 км.
Но бег стал частью моей жизни. Как бы дохуя пафосно это ни прозвучало. Ну сорян.
Не врет тот, кто говорит, что после марафона финишируешь другим человеком. А Сочи и 4 ноября теперь имеют куда как более сильные ассоциации.
Получили квартиру, наконец, в уже отремонтированном виде. А на Ваське я снял на 4 месяца комнатуху за 10к в месяц, так что я несколько ночей (я не так часто там ночевал в сентябре — декабре) почувствовал, что такое питерская коммуналка с клопами. И ебанутыми на всю голову соседями. Незабываемые отютения! Но никому не рекомендую.
Главное же начнется в 2019. Но я пока что не знаю об этом.
Я просто пощу в инсте фотку из родительского дома — елочка и подпись: «2019 будет лучше. — Лучше, чем что? — Чем 2020!»
Черт. Переворачиваем страницу!
28 December 2020. — Nakhabino (Russia)