Перейти к содержимому

Шапочка из фольги. Часть 2. 2019

То, что девятнадцатый вышел на разгон с самого начала, было понятно сразу: с началом года я вселился в новую коробушечку на Варшавской. Ариадна жила в своей дальней комнате, я занял большую, но проходную. Ну что ж, ей не привыкать видеть целующихся мужиков, да и она у нас — как выяснилось к изумлению всех чуть позже, вся такая феминистка (а до этого умело мимикрировала под здравомыслящую). Ей в принципе должно быть все равно. Что на самом деле так и было, надо сказать.

Когда вскрылся феминизм головного мозга, моя жизнь сразу же изменилась: оказалось, что существуют запрещенные темы для шуток, разоговоров, обсуждений и вообще — кто задает вопросы, тот автоматически враг, опрессор и хуемразь. Уж кто-кто, а я-то знаю, что такое — делить квартиру с феминисткой. И понимаю, почему феминизм и научное просвещение — вещи несовместимые: там, где нельзя что-то обсуждать и задавать вопросы, — ну простите меня, какие тут могут быть серьезные исследования и проблемные обсуждения? Можно только кивать и соглашаться. И ходить на цырлах.

Да, мадам; разумеется, мадам; да как можно спорить с женщиной, мадам? Конечно-конечно, как мадам скажет! Чего изволит мадам?
Что вы, что вы! Чего хочет женщина, того хочет Боб!

«Леша, но это ж галантный мужчина девятнадцатого века, в целом не ставящий женщину ни во что!»
«Ну а чем я виноват, будучи мужчиной-геем, у которого нет ни желания, ни цели женщину ни восхвалить, ни унизить, что такая модель общения — единственно безопасная для координированного существования в исключительно деловых условиях общего найма квартиры?»
«Попытаться понять.»
«Но я пытаюсь задать вопросы. И спотыкаюсь об остервенелую агрессию.»

В марте 2019 маман написала краткую смску: «Готовься». Да что уж там. Года полтора как готовимся.
В начале апреля 2019 в один из вечеров маман звонит снова: «Бабушка умерла.»

Последней из моих грандпарантов (бабка по отцу) было 97, это была неплохая жизнь, хоть и не без фокусов и, скажем так, особенностей характера.
Я прилетел ближайшим самолетом, какой только смог найти.

На похоронах у нее был военный салют. Это важная почесть для воевавших и закончивших с серьезными успехами.
Было в небо три выстрела, а на обратной дороге я раздумывал о том, что сделать салютик разок-другой было бы неплохо вон в того скуластенького и белобрысенького с упругой попочкой.

После похорон отец поехал «выпить с родственниками» (к счастью, были только самые близкие, не больше семи человек вместе с нами), а мы с маман вернулись домой и сели пить чай. Я на автоматизме на кухне включил боковое освещение и интерьерную гирлянду.

-У нас какой-то праздник? — черноюморно спросила маман.
-Ой.
-Да уж ладно.

Для родителей, которые были немного вымотаны уходом за ней последние несколько лет, это было облегчением. Они и не скрывали.

Вернувшийся подпитой батяня даже не заметил мигавшую гирлянду, прополз в свою конуру, бухнулся спать, только успев пробурчать:
-Ну всё.

И захрапел счастьем облегченного младенца.

Они опечатали бабкину квартиру и уехали почти сразу же жить на дачу — по весне такое обычно не случалось. А тут кутёж на полную катушку.
-Да у нас там столько дел накопилось.

Потом еще полгода разгребали то, что казалось «небольшой двушкой почти без мебели».

Там была такая мелочь, которая говорила о сути наших бабушек и дедушек, переживших лишения войны и дефицитность совка.

В один из дней маман сказала: съезди на квартиру и разбери, что там спрятано в диване. Может, что-то нужно тебе.

Я нашел огромный, почти в мой рост, мешок (без шуток) со спичечными нетронутыми коробками, некоторые из которых старше меня. Уже кончается двадцатый, а еще конца и края нет — я их раздаю как дизайнерский ретро-сувенир знакомым и нововстречаемым.

Но совсем гоголевская мелочь. Я поднимаю раскладной диван. Там лежат плотно перевязанные тесемками полиэтиленовые свертки. Что это такое? Достаю. Внутри что-то хрустит. Прислушиваюсь и потряхиваю. Битое стекло. Осторожно вскрываю. Весь диван был забит такими свертками посуды, которую припрятывали уж не знаю на какой черный день, но сжали от жадности так сильно, что и крышка дивана, и взаимное давление переломали, обратив в бесполезную труху, все то, что они думали «надежным вложением» (в диван, надо полагать), — тарелочки, стаканы, рюмки, чашки. Все эти осколки и черепки дешевого советского кухонного ширпотреба полетели на помойку.

Я запустил проект ЛевинариумТВ, сначала не очень удачной пробой новостей на простом русском, а потом уже полновесными видосами на отдельном канале. Это дало свои результаты достаточно быстро.

Но я бы не смог ничего сделать без одного человека, который появился без всяких планов в моей жизни, и тут я немного перенесусь назад.

Летом 2018 меня зафрендил милый парнишка, который на нежном украинском делал свои сторьки. В одной из сторек он что-то рассказывал — и у меня все вспрыгнуло и поднялось, что только могло вспрыгуть и подняться: без футболочки, в полутьме, — и только скула и ключица играют на пятнадцатисекундном видосике. Я нажал «зафрендить в ответ» — и написал: АХ.

Тот мне написал: «У меня даже наушники вывалились», — видимо, он не ожидал, что я отвечу.

Мы начали переписываться, и к середине декабря 2018 я по его приглашению приехал в Курск, его родной город, с которым потом столько всего свяжет и меня.

Тогда я остановился одной ночью в полугнилушном затхлом хостелике, но дело было уже сделано. Через пару дней я написал Владу и сказал, что у меня для него есть работа. И это было правдой: я не знал, как мне приняться за свой архив, накопившийся за эти годы. Кстати, пишу я это под самый излет двадцатого, в несущемся через снежные равнины и леса «Стриже», — и архив мы разгребаем до сих пор.

-Я готов!

И именно Владька стал помогать мне делать все для проектов.
К середине мая 2019 я его спросил: а ты не хочешь приехать ко мне на белые ночи в Петербург?

Я тогда не имел совершенно ничего в виду, потому что еще буквально за три дня до его приезда ходил гулять с так и несостоявшимся человеком. К счастью — несостоявшимся, потому что Костя Конасов — мой друг и консультант в медицинских вопросах, а мне это важнее, чем закончащееся через полгода или год. Но ему я тогда написал и посвятил «Пролегомены к Фиолетовой саге». И этот выдох сделан был легко и просто — все глупости и влюбленности улетучились, творческий результат остался.

«Скорее всего, — сказал потом Костя, — эта влюбленность и была нужна, чтобы ты смог работать и сочинять.»

В самые бешеные белые ночи, в середине двадцатых чисел июня 2019 поезд Курск — Петербург пришвартовался к платформе на Московском вокзале, я стоял и ждал его появления. Он вышел. В тоненькой фланелевой рубашечке. И бросился мне на шею. У меня закружилась голова от запаха его духов и волос. Что-то закололо снова. Как будто бы начало чего-то огромного? — подумал я. Да нет, отмахнулся сам от своей дурацкой мысли я. Ну мы слишком разные по возрасту.

Но уже к вечеру мы ехали по приглашению Тимофея в Колпино, гуляли по берегам Ижоры по негаснущему северному дню. И — нужно ли это проговаривать так явно? — мы, конечно же, проснулись с ним вместе.

-Влад, тут есть один мой самый любимый на земле город неподалеку.
-Какой?
-Выборг.

И в лунный день тридцать первого июня (он пришелся на тридцатое, хаха) мы покатили туда. На Ласточке по звездному мосту.
Гуляли по Торкельской улице (язык не поворачивается называть ее проспектом прости-хосподя Ленина), а Влад мне рассказывал про то, как стал веганом.

-Блин, вот просто по всем законам жанра я должен, просто обязан сейчас, в этот самый момент угостить тебя мороженым!.. А оно на молоке…
-Но Леша… — он указал на повозочку мороженщицы, — у этого производителя точно есть веганское.

Тополиный пух, жара, июль, ночи такие лунные! — судьба была предрешена.

Был предрешен и мой рацион — после семнадцати лет вегетарианства я был готов к веганству.

Я изъездил почти все окрестности Петербурга, экспериментировал с цветом волос (покрасившись в золотой с красными языками пламени; это лишь сезон спустя все будут так краситься, а я, наоборот, скажу: аха! а у меня — натуральный, лол!), бегал полумарафоны, был в Швеции, Финляндии, Латвии, Белоруссии, Чехии (куда, кстати сказать, Вит Басараб пригласил на классный самоорганизованный нами минипроект). Мы жили на полную катушку — понимая, что десятые подходят к концу, а двадцатые должны быть какой-то противоположностью. Я говорил об этом постоянно, в этом нет никакого кассандризма, оракулизма или нострадамусизма: так всегда в истории — десятилетия (а вот почему по десять лет — это другой вопрос) чаще всего полная противоположность друг другу. И все слишком было хорошо в десятые, чтобы не подарить сюрпризы в начале двадцатых.

Но пока что Влад висит у меня на шее около Золотых ворот Владимира — я встречаю новый двадцатый, — кхе-кхе, — во Владимире.

29 December 2020. — Saint Petersburg (Russia)