Вообще, надо сказать, я сначала очень сильно думал о том, чтобы сохранить все. Каждый документ. Каждый шаг. Удивительное ощущение, когда ты в какой-то мере неосознанно пытаешься выполнять функцию интернет-кэша еще в тот момент, когда не то что кэша, а интернета-то и сотовых почти ни у кого нет.
Потом я познакомился с тем, как много пропало из Помпей, — «благодаря» черным копателям.
И успокоился — верите ли. Что каждый сохраненный документ не просто не нужен, а вреден.
Еще потом некто Денис Присяжнюк, попытающийся меня обучать музыкальной композиции (и отобьющий всякую охоту идти по композиторской стезе) произнесет, наверное, единственную разумную мыслю за все время общения с ним: «Шнитке всегда говорил, что нельзя никому показывать свои черновики, а еще лучше их уничтожать.»
1 January 1981. — Planet Earth
Много чего пропало и из Помпей
Вообще, надо сказать, я сначала очень сильно думал о том, чтобы сохранить все. Каждый документ. Каждый шаг. Удивительное ощущение, когда ты в какой-то мере неосознанно пытаешься выполнять функцию интернет-кэша еще в тот момент, когда не то что кэша, а интернета-то и сотовых почти ни у кого нет.
Потом я познакомился с тем, как много пропало из Помпей, — «благодаря» черным копателям.
И успокоился — верите ли. Что каждый сохраненный документ не просто не нужен, а вреден.
Еще потом некто Денис Присяжнюк, попытающийся меня обучать музыкальной композиции (и отобьющий всякую охоту идти по композиторской стезе) произнесет, наверное, единственную разумную мыслю за все время общения с ним: «Шнитке всегда говорил, что нельзя никому показывать свои черновики, а еще лучше их уничтожать.»
1 January 1981. — Planet Earth
Опубликовано в Commented Archive