Перейти к содержимому

Строковей

Строковей #1. Все, что я думаю о состоянии современной поезии

голова болит
но ты все равно
бьешься о стенку
пиша стихи
о
трансцендентальной
эсхатологии
бифункциональной
перцепции
в семантическом поле
регулятивной
прагматики
ни хера не выходит
ты все словари перерыл
где б еще умное слово
добыть
да умным прослыть
фигу
все уже переписали
под видом стиха
до тебя
более шустрые

Строковей #2. Или, едрена-батона, еще пока не все!

ты явилась ко мне
сочным плодом
ихневмона
я хочу штоп ты
заебался
слово искать
(ты конечно полезешь
на wikipedia.com
это блять так
постмодернистично
и модно
ссылки в стихе давать
да матернуться
меж скобок
либерал
культуртрегер
ебанафрот)
короче это
разновидность
мангуста
такая
и плевать
что слово не к месту
зато
твою мать
унтюлехтом подавил
да стих нахуярил

Строковей #3. Слово вначале – и слово потом…

За этим дождём, буреломом, надсадой непременно проступит лёгкая дымка отпыхнувших веток; за слезою на лицах окон; за морщиной асфальтовых лбов,– непременно на солнце мелькнёт изогнутых рельсов трамвайных улыбка…
За ветром, сметающим всё; за платьями, рвущими ветер собою; за зонтами, что прячут себя за головами прохожих,– за всем этим будет рассвет непременный, рассвет, упоённый медовою влагой, росою июньской – свежайшей, речистой, нежнейшей…
За этими стылыми кольцами в лужах; за потоками бурых речей наших скошенных улиц; за домами, что стали серее от серых, нависших, как чьё-то проклятие, туч; за снесёнными, словно игрушки, витринами,– за всем этим снова трава распрямится и к солнцу потянется храбро…
За словом прощальным, что хаос такой непогоды обрывком принёс; за изрыганьем горгулий, которым я руки свои подставлял,– за всем этим будут и тёплые струи, и гром водопада, и крахмальных одежд хруст угловатый, и благовоний нездешних умиряющий вздох…
За всем, что ты мне наломал, будет свежее слово.
За всем, что ты наломать не успел, будет ещё бурелом. Я готов.
Ибо свежие после будут слова… неизбежно…

Строковей #4. Однажды…

Однажды я перестану топтать старых улиц булыжник, не будет мой взор чесать солнечным светом пурпурным дома в предвечерье, растает навеки способность кружить светофором в сверкающих лужах,– но ничто не изменится: не заплачет Вселенная, целей своих не сменив ни на йоту.
Успокоятся звоны мечтаний, грохот уйдёт вожделений, заскорузнет на дальней подкорке всё то, что хотелось объять, зажухнет тот мизер, который я только и мог удержать, чтоб бесцельно дожить до рассвета,– но Галактики нашей верченье, свеченье, круженье слабее не станет.
Аккорды в миноре уже отгремят, и медленным жестом, привычным, холодным, мирским, отстранённым, всё то, чем я был, в погребальный костёр улетит,– но ни на грамм ни теплее, ни холоднее не станет старушке-планете.
Доев кутию и стулья хмельно отодвинув, разбредутся зонты и плащи по любимым когда-то дворам,– но ничто и никто не качнётся ко мне, ничто не прорвёт молчанье твоих равнодуший.
Всё отшумит для меня – вместе со мною. Тогда, при последнем дыханье, в холодной постели предсмертной, больной, позабытой, я вспомню безумья, страданья, мечты, бой, бунтарство и пафос, вспомню, что не сбылось (а к сколькому рвался!),– но ничто не ответит мне словом сочувствий.
Лишь в навек наступившей тиши, над недвижимым телом, затрещит облегчённо сверчок одинокий.

Строковей #5. Не закричу

Я не приду на твою свадьбу.
Я не принесу белых букетов, не осыплю ими идущую под венец невесту.
В распахнутый зяв протянутого мне носка я не брошу монеты –
ни за сына, ни за дочь.
Я не закричу ни «горько», ни «сладко»;
ни «екатеринбурго», ни «екатеринодаро».
…Зато этот Екатеринодар… где на Карасунской до сих пор
– тысяча девятьсот восемьдесят седьмой,
а с неба падают квакушки, мечущиеся между грозовым небом и родным болотом.
Там двери открываются вовнутрь.
Там в жаркой южной страсти держит спелую кукурузину мой троюродный брат…
…Я не приду на твоё венчание.
Я не буду держать корону над головою твоею,
я не буду вдыхать фимиам, своими лентами опутывающий иконы, люстры, канделябры, резные решётки на окнах и завитушки колонн.
Я не увижу слёз умиления, которые наворачиваются у всех
при последнем поцелуе между любовью и кольцами.
…Но я благословлю боль прозрения и вдохновения,
боль последнего взгляда,
а ещё больше – боль девственниц,
в чьих объятиях белые свадебные розы
пунцовеют не только от стыда…

Строковей #6. Преображенский трамвайка

Подмигни мне, преображенский трамвайка,
дзыкни на меня трелью грозной своей.
А ещё – может, завернём партишку догонялок; как тебе?
Ты быстрее меня и звонче меня – но кто нам мешает бежать рядом?
Кто мне мешает нестись впереди тебя?
Ну хотя бы чуть-чуть… хотя бы мгновенье…
Давай же – от любой остановки, ну что ты, в самом деле?
Ты – и я.
Только я – и только ты, преображенский трамвайка…
Пусть, чёрт подери, несутся мимо нас пустые клетушки окон, овражеки, дворы, магазинчики, пустыри, гаражи, лавчонки.
Подмигни же мне, преображенский трамвайка!
Я не испугаюсь соперничества твоего,–
даже когда, нагоняя меня, ты будешь хищно скрежетать колёсами на повороте.
Ибо хоть ты и быстрее, мой возлюбленный преображенский трамвайка,
друг моих одиноких мыслей,
спутник моих безграничных тоскований,
мне-то достаточно лишь шага в сторону,
чтобы выбрать новые игры…

Строковей #7. Небесный спаниель

Арка, что ж ты, Арка?
Полай мне, Арка,
послушай, мой небесный спаниель…
Твой взгляд меланхоличен
– как еврейская вельтшмерц,
такой тоскливый –
словно этот день дождливый,
что знаю я – всему конец.
Полай мне, Арка,
что ж ты, Арка,
не ты ли там – на облаках,
в трудах и днях
мчась вдоль болот
средь шниткианских скерц,
хватаешь бойко,
стойко
мой крик – всему конец?
Арка, что ж ты, Арка?
Мы не видались,
но встречались
в корявой бронзе взгляда у печи…
Ты не молчи…
Полай мне, Арка,
будет жарко…
И будет там вельтшмерц
в сто килогерц:
Всему конец.

Строковей #8. В этом доме

В этом доме есть вкусные пряники, рогалики и пастилки – но их некому есть.
В этом доме есть ароматный чай с собранными в дальних странах душистыми травами – но его некому подать.
В этом доме есть второе кресло напротив – но в него некого усадить.
В этом доме есть телефон – но он вечно молчит.
В этом доме есть огромный стенной календарь – но никто не видит, как бешено по дням скользит бегунок.
В этом доме есть куча прекрасных книг – но их не с кем обсудить.
В этом доме повсюду картины – но их некому созерцать.
В этом доме звучит музыка – но её слышат только сверчки.
В этом доме звучат стихи – но под них вздыхают лишь понурые ангелы.
В этом доме на полах ковры – но они томятся под пылью, не ведая ласковых стоп.
В этом доме бывают суматошные дни – но их не с кем разделить.
В этом доме бывают по-гробовому тихие ночи – но их некому оживить.
В этом доме есть исполинское пуховое одеяло – в которое некого завернуть.
В этом доме есть окна, выходящие на восток,– но сквозь них не с кем встречать рассвет.

Строковей #9. Поцелуй меча
Взял я косу свою – остру бритовку, волю дал молодецкому мускулу и пошёл я на полюшко клятое – на войну да со злою травушкой.
И взмахнул со всего я умения, и взмахнул да со всею удалью, и одною волной сто травинушек положил я на землюшку чёрную.
И блестела коса – остриё моё в лучах солнца июльского, томного.
И махал я косою умелою – но взрастали орды травинушек там, где сотня покоилась – скошена.
Обливался я потом солёным – что тонул в одуряющей горечи, и махал я косою бешено, но вставала трава, удушаючи.
Выхватив меч, остро всточенный, я помчался сквозь травушку-лезвие, умываясь кровью игручею.
Я хватал на бегу репей въедливый, расставаясь с красой молодецкою.
И ушёл от травы я той проклятой, и себя упрекал в малодушии, обнимал я свой меч, остро всточенный, и ветрам, облакам твёрдо клялся я: той травы злой уже не коснуться мне, пусть смеётся весь свет, опозорит пусть.
Но взрастала трава, удушаючи, вкруг меня, где тоску и мольбу мою лишь ухмылкой встречали неласковой облака, проплывавшие к западу.
Рукоятью свой меч, остро всточенный, я воктнул во сырую во землюшку, поприветствовав солнце с востока, горлом-сердцем свой меч целовал…

Строковей #10. Шэньчжэнь
в каком-то бесконтрольном исступленье укурочном
ползаю по карте неба ночного в поисках шеньчжэня
от гриппозных соплей ночных истерий и приступов лени
мир сжимается до размеров закоулочка
кем бы слово ни было сказано вкось твоя лишь расплата
не поймут храмы
не зарастут шрамы
если бы в кратер вниз головой пусть и аляповато
зато как красиво и как не нужны похоронные траты
а может умчаться прочь туда где рождаются метеориты
рухнуть обратно гореть быть птицей подбитой
красивым взмахом хвоста в ком-то остаться смехом
в ком-то завистью восхищеньем проклятьем помехой
курвяница жизнь скучно дотлеет как сырое полено
ни челленджером в никуда ни фаэтоном вниз до шеньчженя

Строковей #11. Мадам, мадам, я знаю, вам…
мадам мадам
я знаю вам
всё снится молодой баран
пришёл баран
к курбан байрам
курбан с фамилией байрам
была конечно из цыган
но после ваших синагог
она бараниться не смог
всё падал тушею у ног
и вырывал последний клок
я вас прошу моя мадам
не ешьте больше макадам
в макдональдсе не жрите тож
на что баран уже похож?
а то придёт к вам на порог
баран и падая у ног
опять вам всем произнесёт
мадам мадам вы идиёт!

Строковей #12. Абхазские строковеи. Раз
всё будет только так а не иначе
сонет на память а.м. до следующих встреч
не спрашивай дорогу просто следуй
не спрашивай присловий говори
с медведицей полярною и вегой
вкусим так скоро мы вразбивку дни
всё будет только так а не иначе
уйдут дороги и уйдёт закат
но не уйдёт бездонный первый взгляд
что нёс запретное маячно
щелчок смятение ухмылка
молчанье равнодушье самолёт
и горный диаложек пылкий
за давностью на нет сойдёт
пока же в догорании вечернем
не спрашивай о лишнем просто следуй

Строковей #13. Абхазские строковеи. Два

где-то
где-то опять вечеринки гомозом южным
а где-то кого-то хоронят говоря прощай
где-то вершины торчат не по-майски завьюженно
где-то дымится не мне нацеженный чай
где-то назначаются встречи и целуются поцелуи
где-то искрится ложь прикидываясь правдой
я тоже где-то мечусь зная что ничего не будет
потому и подменяю истошные вопли бравадой…

Строковей #14. Когда города умирают осенней тоской…
ж.к.
когда города умирают осенней тоской
когда возрождается мир от беспродышной спячки
когда музыка вдруг замолкает
или рокотом город напротив засыпан
когда кажется вот ты уверен что бога придумали люди
когда кажется всё-таки есть и непознан
и
знаешь ли
непознаваем
когда адом грозят костром мученьями пыткой
наказаньем неволей проклятьем
когда приходит любовь друзья вдохновенье
когда уходит любовь друзья вдохновенье
и когда с вдохновеньем уходят друзья
когда навсегда улетаешь из этих краёв
когда прилетаешь оттуда где больше тебе не бывать никогда
когда просто мечтаешь побыть там
где побыть невозможно
когда просто мечтаешь побыть
с кем побыть невозможно
когда нет ни гроша за душой и не будет
умоляй на взаймы
потому что
нужно идти пить кофе
отдавая долги забирая долги
нужно идти пить кофе
нужно идти пить кофе
хоть завтра пускай
ещё мировая война вторжение с марса
потоп и цинга чума и гоморра с содомом
даже если внезапно захочется чаю
вспомни что нам не страшны и сомненья
потому что…
впрочем к чему болтовня

Строковей #15. “Нет, всё же не любил я вас…”
нет всё же не любил я вас
вы как-то хаденько молчали
когда впервые на причале
я вам с размаху промеж хлаз
признался как лублу-я-вас
ещё вы пахли как бомжиха
и матерком владели лихо
я рядом с вами первокласс-
ником сопливым вечно был
когда вы ржали как хусыня
и зад топорщили как дыня
я понял мой любов остыл
короче душка к чёрту лиру
освобожовывай квартиру

29 November 2013. — Moscow — Sochi (Russia) — Gagra (Abkhazia/Georgia)