Начало апокалипсического 2008 коренным образом переменило стиль и образ моей жизни…
Именно в ночь на 1 января 2008 мы познакомились с Кимом Адамейко. Кстати сказать, с его братом, который и свёл нас на своём новогоднем сборище, я виделся только пару раз в жизни. Он живёт в Стокгольме и с Кимом-то видится реже, чем Ким видится со мной…
…Представить себе теперь «Курсатор» и «Прочеркон» без Кима, без его въедливости и занудства к качеству всего-всего – от булавки до завода, представить себе регулярные забеги по Питеру без него – уже не смогу. Но как он смотрел на меня в новогоднюю ночь знакомства – Бог ты мой! Как он смотрел, а?
На его физиогномочке отражалась вся степень презрения, какую только мог выказать серьёзный петербургский студент-первокурсник. Рассказать бы ему тогда, что уже в апреле 2008 он будет мне писать вот что…
«Лёша, а мы ведь сможем быть друзьями? Это ведь не противоречит законам жизни? Мне ведь надо всё по полочкам… Надо всё сначала проговорить словами…»
В самом деле. Что за отвратительная мысль: какой-то Чернореченский – и ещё другом мне? такому зайке? такому славному? «Фу!» – решительно сказал бы он в первый день года за инвентарным номером 2008…
И уж тем более он счёл бы за белую горячку допущение, что через полтора года мы завихримся вместе по петербургским улочкам, споря о вкусах в архитектуре: я – отстаивая московскую эклектику стилей, он – настаивая на петербургском сохранении облика… Вряд ли бы он поверил, что, явившись на «Алые паруса» 2010, после велосипедной эскапады по белой ночи, я его возьму за шкирку, посажу за компьютер готовиться, дам материалы,– а сутки спустя он поведёт первую питерскую курсаторскую прогулку по Загородному проспекту…
Теперь мы смеёмся и в особых красках удовольствия рассказываем историю, но тогда-то было лишь какое-то предвосхищение чего-то неожиданного, нового, поворотного.
Но что 1 января 2008 произошло поворотное – я не сомневался.
Ибо я – завёл Живой Журнал.
Именно тут я научился смеяться надо всем, что только можно. Да и над тем, над чем, по большому счёту, нельзя. Я научился жить полноценно в обоих мирах: не в ущерб виртуалу или реалу, а – в плюс себе в обоих мирах.
Кстати, я огромным удовольствием познакомился с таким явлением, как «сетевые тролли». Сперва, кстати, не поняв, что это за роскошь для поднятия тонуса.
В основном мне теперь попадаются люди, которые уважают человека как личность, а конфликтуют лишь по идейным вопросам. Я не беру в расчёт бакланов, которые тешили свой возрастной шовинизм, завидуя буйности моего раннего третьего десятка… Большинство сейчас общается – желая по-доброму поучаствовать и улучшить. Либо же, в редких случаях, есть такие, что просто проходят, не обращая внимания. Скатертью им автобан.
Доставляет особое удовольствие читать бредятину и непотребщину. Так было и с моей статьёй про цивилизационные перспективы (это лишь два года спустя стало пункт за пунктом сбываться то, что я говорил, но троллю-то важно всегда здесь и сейчас покрасоваться), и с забавными эсперантистами, которые у меня же «в гостях» потешили «битьём горшков» за тот лишь факт, что эсперанто нужно только самим им.
Повышает настроение неимоверно. Путина, который обещал вернуть рынду, я ой как понимаю!
И когда у меня долгое время не объявляется какой-нибудь затейник с задористыми переливами – чуть ли не скучаю у оконца браузера…
Последний семестр в Инязе я начал с попыток поднять мятеж, протестуя против политики ректората, которая направлена на окончательное изничтожение когда-то по праву второго лингвистического центра страны. И ещё понял, почему мы так хреново живём: все зашуганы оказались до такой степени, что, даже соглашаясь с моим мнением в коридоре, вполголоса всё равно говорили: «Ой… нам же здесь ещё учиться/работать!» И боязливо отстранялись. Шкурку свою грошовую спасая. Во как.
Нет, не французы мы. На баррикады за идею не пойдём. Мы только безоружных узбеков в метро мочить умеем. Из-за угла. Впятнадцатером. На одного. Не пойдём за то, чтобы завтра было лучше, чем сегодня. Не споём: «Nous voulons faire la lumière // Malgré le masque de la nuit: // Pour illuminer notre terre // Et changer la vie!»
Щас! Менять жизнь! Держи карман! «Тепло и сыро» – вот наш девиз.
Скандал следовал за скандалом – и я понимал, что время в Инязе подходит к своему логическому завершению. Дальше пути уже не будет. Я спешно заканчивал проекты. Спешно заканчивал редактуру написанного еще в 2007 итальянского разговорника, который только-только вот сверстали.
Вслед за прозрачнейшим намеком свинтить из Иняза («У нас незаменимых нет! Проваливайте отсюда куда угодно!»), я куду-угодну определил билетом на «Буревестник». В один конец. Москва окончательно взяла своё. Я – больше не временно проживавший в ней от одного периода до другого…
И вот, словно старый ностальгик, в дороге вспоминаю прошлое… Закрываю глаза и улыбаюсь…
…Я вспоминаю один школьный Новый год да рождественский КВН… Как мы нарядили снегурками парней… Как те пригласили завучей-мужчин и директора на «белый танец». Я никогда не забуду Гришу Краснова из 11 класса – с его небритыми подмышками и отвислыми мудями, торчавшими из-под белой балетной пачки. И директора, который танцевал c ним. И как ни у кого не хватило (на КВНе!) сил отшутиться, но лишь потом устроить скандал… Как я написал в школьную газету статью про «отсутствие демократии» (прям Валерь-Ильинишна: «ой, нету дема-акратиии ну никако-ой»).
Вспоминаю, как я уехал учиться на год в Штаты да отправил из Ричмонда фотографию с факом лично директору с приветом всем особо любимым… Какой был шорох (как я потом узнал), когда письмо было получено.
Но не это было главным атасом, а то, что мама в 2004 пришла к директору, ибо необходимо было заверить документ. И Баобаб, словно ожидая мамин приход, открыл ящик стола и – выбросил перед ней моё письмо! Оно лежало четыре года под рукой у него – и меня пугает одна мысль о том, что же он с ним такое делал всё это время…
Грозовым июньским днём 2008 Димка Каталевский, улыбаясь всё так же, как улыбался в декабрьский вечер нашего знакомства на школьном празднике в 1996, крутанул передо мной дверь в свой офис на Воздвиженке. Я, стряхивая потоки ливня с зонта и ритуальной синей шобонки, в которой пробегал Францию, Германию, прошёл Россию от Москвы до Владивостока… шагнул в кафешку, тоже ещё не подозревая, до какой степени этот один шаг изменит течение жизни дальше.
Улыбаясь и рассказывая байки, там меня встретил Марклен Эрикович Конурбаев, профессор МГУ Филологического факультета. Всё закрутилось и завихрилось потоками встреч, идей, хохота, анекдотов, дел, планов, проектов – то осуществимых, то не очень… Усиливалось осознание, что дальше будет всё интереснее и интереснее…
6 сентября 2008 я переступил порог первого ГУМа на Воробьёвых Горах – и понеслись одна за другой пары. Если в одну субботу я смотрел на панораму, где в сентябрьской дымке плещутся Семь Сестер, Кремль, Храм Христа Спасителя, то в следующую – на часы и барометр Главного Здания. Летели недели, сменяя золото сентября ноябрьской пылью, февральскую метель апрельской пыльцой – были и непонимания, которые оборачивались анекдотами, были и косые взгляды…
И было прозрение: то моё «безумие», которое вменяли в вину десять лет назад в школе, оказалось одним из привлекательнейших качеств: ведь пришли мы к посиделкам в кафешках, где мои студенты, наклоняясь ко мне, шептали: «У нас еще никогда… никогда не было такого сумасшедшего преподавателя!»
Этого сумасшедшего потом еще сладкими тортиками будет прикармливать в кафе на восьмом этаже Марклен Эрикович, приговаривая: «Я верю, Лёша. Мы всё сделаем!» И, вдохновленный, я набрасываюсь на текст диссера, который пришлось,– что греха таить,– написать заново. Но вера в тебя со стороны другого человека, а тем более такого громады, как МЭК,– это зачастую твоё всё…
…Ибо я зарубил на носу навсегда: когда человек готов – приходят нужные обстоятельства и люди. Идеи, зревшие годы, постучались в крышку запатиненного ларца, просясь на свет Божий…
Смахнув рождественский снег прозренческого восьмого года, я опрометью бросился в девятый…
25 December 2010. — Dzerzhisk (Russia)