Текст зачитанных тезисов на исторической конференции в Санкт-Петербурге 24 марта 2017
1. Проблематика изучения балтийских культур.
a. политические и конъюнктурные проблемы: (1) в России вопрос сильно заполитизирован и окружен пропагандой, (2) в балтийских государствах, словно симметричный ответ, наблюдается использование схожей метафоры противостояния с Россией.
b. культурные сложности: (1) часто даже в научном поле появляются утверждения о несостоятельности культур в силу, например, аргумента об их «смеси» (Литва = Польша + Россия + Беларусь; Латвия = Германия + Россия; Эстония = Дания + Финляндия + Германия, (2) в пропагандистских целях апеллируют к «недавнести» их становления (аргумент, который равносилен тому, чтобы отказать французской культуре на основании, что она младше римской).
c. лингвистические вопросы (в случае с литовским и латышским: существование отдельных балтийской и славянской групп либо включение в более широкую балто-славянскую + вопрос о выделении латгальского языка).
2. Необходимость дистанцироваться от политической науки и тем более – от популизма и пропаганды.
a. статус: страны приняты в международное сообщество в 1918, поэтому большую часть двадцатого века вопрос об их «состоятельности» как государств не ставится.
b. вопрос о существовании отдельных языков не поднимался никогда, напротив, ведутся споры о выделении языков сету (от эстонского), но в меньшей степени, чем проблема выделения латгальского.
c. интересующий период – после 1940, когда три государства – здесь нами сознательно используется нейтральный термин – «оказались» в составе СССР.
3. Общее прошлое трех государств (при фактическом различии укладов жизни, языков и генезиса культур):
a. периоды первых республик с 1918 по 1939;
b. «выходцы» из Российской Империи;
c. нацистская агрессия;
d. включение в СССР;
e. диктаторы (хотя и «европейского типа») тридцатых → отток эмигрантов, расселившихся по миру и сохранявших идеологически нейтральный язык.
4. Практики сохранения идентичности: 1940-1990. Это не значит, разумеется, что семьи садились по вечерам и «практиковали с шести до семи». Это размытые во времени и пространстве процессы.
a. сопротивление русификации (отказ от создания терминов с русскими корнями);
b. преподавание русского как второго иностранного;
c. политическое сопротивление советизации (латышские стрелки);
d. сопротивление увеличению процента русского населения.
5. Разница в наши дни: 1991-2017.
a. разная языковая политика: литовский – боязнь потерять язык, что выражается в стремлении всех приобщить к языку ненасильно, однако это компенсируется принятием некоторых противоречивых социальных законов; эстонский – усложненность процедуры сдачи экзамена на язык, особенно в русскоговорящих районах вроде Иду-Вирумаа; латышский – ситуации с языковым экзаменом, которые могут доходить до большего абсурда; нежелание признать латгальский.
b. подходы к национальным вопросам – этнократический в Латвии и Эстонии; ассимилятивный в Литве.
c. культурная ситуация в столицах: Таллинн – два параллельных города с двумя непересекающимися инфраструктурами для русских и эстонцев; Рига – ситуация напоминает таллиннскую, но с большей перемешанностью русских и латышей; меньшее количество конфликтов; Вильнюс – смешанность, причем этнические русские зачастую добровольно выбирают литовский в смешанной компании.
Выводы. При единых стартовых характеристиках и при едином клубке проблем, сформировавшемся к началу 1990-х, три страны выбирают три разных подхода – со своими ошибками и достижениями.
24 March 2017. — Saint Petersburg (Russia)