Александре Комаровой
1
“Скажи, для кого пишешь ты свои сочиненья?
Кому хочешь слово своё
и звук свой кристальный
от клавиш рояля дарить?
Оставишь себе – или людям отдашь?”
“Клянусь, для меня различенья
нет никакого
меж духом – моим,
меж духом – твоим,
меж духом сотен тысяч людей…
Ты и я – и все миллионы,
и творчество наше –
суть аватар,
воплощение Первопричины.”
2
“Да! знаю я, что существуют
в глуби веков
оккультные науки.
Я не пойду туда,
сознательно остерегаясь…
и не советую тебе…
Будь скептиком –
и рацио ищи.
Всё остальное – чепуха.”
“Мой друг! Несчастный мой учёный-крючкотвор!
Когда б ты знал, что грош цена твоим исканьям,
откинул бы ты их.
Рационально ты постичь не сможешь
наш мир,
в котором несть
абстракциям числа.
Тем и полезна иррациональность,
что сеет в нас сомнение и поиск.”
3
А где найти того, кто будет
вместе с тобою?
Да и важно ли это?
Сомнения пронзают меня.
Но где-то вновь в мечтах
ты обнимаешь принцессу,
которая будет готова с тобою
пойти
на край Земли…
Но об этом ли мечтаешь ты?
Вряд ли.
Не просто ли список пополнить
ещё одной незнакомкой,
чьё имя
ты даже вписать не успел –
в ежедневник?
4
А ты ещё не Шри Рамакришна,
и силы Вселенной тебе пока не дано…
Доколь ты не знаешь, как
в мельчайшей крупице
мира систему познать,
не отвергай надменно
руки того,
кто знание дать тебе может.
5
Разговор в трамвае двух простецких
невзрачных девиц –
что он?
Что в их разговоре о том,
как утром, кружась у зеркал,
тешат себя мечтою оне
о своей красоте?
Внимания не обращай
на галок залётных.
Пойдём же – вдвоём…
Месить ногами мы будем
неоновый свет фонарей,
что сентябрь изливает на нас
сквозь золотую листву…
Не смотри на других,
а радуйся вечеру,
кудрям своим –
и нам с тобою…
6
А ты уже не мечтаешь о звёздах –
как раньше.
Что ж… каждому Зевс долю свою
до рождения определяет.
Нельзя роптать против призванья того,
кто должен заставить меня
увидеть грязь на земле,
чтоб звёзды внезапно
вспыхнули ярче в ночи.
Вижу тебя, раздражённо бегущим
по грязи потокам.
Ты мчишься вниз,
не зная,
что вновь и вновь по ночам
вспомнить дерзаю я,
как когда-то,
глядя на звёзды,
мечтали мы о великом…
7
Мы проехали вместе,
друг мой, быть может,
десятки и сотни размытых
дождём километров…
И смею ли я,
дерзну ли я
сказать, как дорого стало вдруг
для меня
присутствие, слово твоё,
жест и взгляд?
Увы, так всегда:
то, что хочется выразить,
лучше ударом речи
не рушить…
Не лучше ли молча
шинами страстных колёс
разрезать лужи на мокрых дорогах,
вдаль убегающих?
Друг друга предать –
значит предать
сияющий лотос
бегущих во всех направленьях дорог.
8
Всё теперь имеет не больше значенья
для системы Вселенной,
чем резинка в косичке твоей.
Так! слов девальвирован смысл,
брахманов из храма ты гонишь,–
и скоро невежества тьма
покроет рассудки.
Напрасно ты будешь метаться,
обратной дороги ища…
Ибо значения слово твоё не имеет:
оно ныне в цене той резинки,
что в твоих волосах…
А что, если и она
так же важна
для хода Времён?
9
И вот уже в третий раз я стою
под окнами,
что мне знакомы до боли…
Первый раз я стоял –
и сердце щемило моё:
твоего ответа я ждал…
Второй раз стоял я –
в унынье.
И были до боли
окна знакомы…
Теперь я смотрю равнодушно на окна,
что были когда-то
знакомы до боли…
И кажется бредом былая
наивная глупая страсть!
И три моих разных взгляда –
чем не миниметемпсихоз?
10
Сознание убрав реципиента,
говорят,
сорвать смогли бы мы то покрывало,
что иллюзией своею
глаза окутало мои.
А если всё ж исчезну только я?
Ведь для других мир не исчезнет?
Мне стоит снова воплотиться
в субъективном мире моём,
как вновь сознание проявит
всё его несовершенство.
И значит, мир,
как абсолют,
не исчезнет и тогда,
когда все люди – и внезапно –
исчезнут из него.
11
Я знаю, что оба виноваты мы.
Мне не стоило столь близко
подходить к огню…
а тебе, быть может,
жаровню стоило закрыть,
чтобы никто не страдал…
И впрямь:
великим солнцем слаще
восторгаться
на пляжа мягком песке.
Но стоит лишь взмыть,
как Икар,
в небеса,
как крылья есть риск опалить
и не взмыть больше в небо.
12
Погрузись в мерцающую пустоту
зимней ночи…
Ногами босыми ступая на снег,
не думай о том,
как жжёт он стопы твои.
В небо взгляни.
Там око луны вездесущей,
следит за тобой
сквозь фату облаков.
И тысячи брызг фиолетовых
сирень
под ноги расплещет тебе.
Лови аромат
безумной зимней ночи
в безумной снегами стране.
13
Уехать скорее из мест,
где каждый камень
о дней прошедших абсурде
напомнит вновь и вновь…
Уехать скорее,
сжигая воспоминаний орды,
что погружают тело в страданье
и держат мысли вдали от того,
что истинно значимо в жизни.
Уехать.
14
Ты – моё архэ,
и тебе я повинуюсь
беспрекословно;
Ты – мой апейрон,
и я повинуюсь тебе,
будучи тебя лишь частью ничтожной.
И если под твоею ногою
я буду всего лишь опавший
по осени лист,–
Пусть будет так!
И пусть ветер-гуляка
меня унесёт к берегам
Первопричины-архэ.
15
Из апейрона выходит, скорее всего,
и страдание тоже.
Значит, страданье не вечно,
не бесконечно,
ведь оно –
не апейрон.
Значит, страданью,–
как, впрочем, и мне самому,–
придёт разрушения час
и час возвращения
в лоно
беспредельного апейрона.
16
Если б почувствовать
тебе было дано,
что, проходя с презрением
мимо меня,
ты проходишь мимо желанного
страстно тобою,
каков был бы твой шаг?
17
И в каждой фиолетовой “шестёрке”
теперь мне чудится твоя…
18
С порою непонятною страстью
ты хочешь казаться себе
потерянной в реках времени…
Зачем?
Наверное, хочется блоковским взором
подруг удивить…
…А где-то свисток парохода
мостом через тайны любви
перекинет ту паутину,
за которую в лето под звёздами
ты вновь ухватилась.
Ревность и страсть –
но к чему?
зачем стрёкот о скорбной измене
в локоны близкой подруги?
что нового даст он тебе?
кусать ли ты будешь подушку?
иль слёзы глотать,
наслаждаясь их жгучею солью?
19
На мысли простой мне не трудно
снова и снова себя поймать:
я твои кудри,
маяку подобные в ночи,
в толпе ищу…
Сквозь толщу людскую
свет их первозданный
находит дорогу ко мне,
словно рентгеновский луч…
И я бегу за тобой
в очаровании смутном,
как дети, что из города прочь уходили
под крысолова волшебную дудку.
20
Друзья-квазибрахманы,
прошу:
не рассуждайте о
непостижимости,
невыразимости и
трансцендентальности
Бытия.
Если был создан кем-то мой мир,
то логика быть в нём должна,
и свой ключ я должен найти
к постиженью его.
21
Чертил на песке я имя твоё –
молчанием был ответ;
На ногах твоих жаркие поцелуи –
лишь молчание
вызвали в ответ;
Рояля клавиши кантаты пели тебе,
но глух
остался твой дух…
И клятвы мои оставили в тебе
всё тот же
молчаливый ответ,–
Нет.
22
Перезвон пустых бутылок
из контейнера слышен.
Кто роется в утренний час
в помойке, хламом заваленной?
кто зорю тревожит вздохом
своим безнадёжным?
кто собирает бутылки,
надеясь гроши получить?
Невольно взгляну –
и во взгляде несчастном
сквозь толстые стёкла очков
узнаю твой взгляд,
о мой музыки первый учитель.
23
Безнадёжно утопая в коврах золотых листьев,
прижатых решётками чёрных теней
от нагих лап лип,
сквозь которые неоновых фонарей сполохи
льются мне под ноги
бешеным ночным потоком,
я напряжённо вслушиваюсь
в воздух хрустальный…
Надеюсь… внезапно…
услышать сзади…
шаги твои…
Чу! кто-то за спиной у меня
зашамкал кашею листьев…
Сейчас догонят шаги –
и рука твоя опустится мне на плечо…
И в осень по струнам теней
отзвонят хрустальную песнь
наши шаги…
Но вновь то – не ты…
И небесною мокро-холодною пудрой
заплакали в ночь фонари…
24
Я левым носа вдохну крылом,–
уйти от перекошенного мира
и истин его банальных…
Я раздую в горниле фантазий
страсти бешеный огонь,
познавая себя изнутри.
Я выдохну носа правым крылом,–
пусть кровоточье воспоминаний
мира прошлого
вместе прочь отойдёт –
как сажа.
25
Однажды и ты,
как Везувий великий,
проснёшься, чтоб мира твердь
поразить откровений
жгучею лавой.
Пусть миру старых идей
гибель идёт от страсти твоей.
Твой огонь созиданья,
как Феникс,
воскреснет,– и мир,
ни на что не похожий,
создаст он из пепелища.
26
В сознании миллионов,
девиированных обстоятельств сетью,
откроется брешь, что на землю сведёт
остатки разума…
И не будут более боги
властны над нами,
брезгливо отвернувшись
от мира.
27
Так хотелось быть вместе с тобою
и, в бездну глаз твоих заглянув,
увидеть хотелось
собственной бездны отраженье…
Но таинственных глаз доброту
и тактильную ласку
отдашь ты не мне.
28
Я жгу свои дневники –
все, до последней страницы;
я жгу их.
Жгу страстей бессмысленных толпы.
И пламя, летящее в небо ночное,
подобно Арго,
за руном уходящему,
уплывает ввысь,
унося
в Эйдос с собою
океаны наивных ребристых слов –
мой детский нелепый бред.
Я жгу.
29
Я не против именно с тобою
с чистого листа
историю свою начать.
Да! об этом я мечтаю, не скрывая
ни страсти своей,
ни боязни того, что,
как прочие все,
Ты сможешь предать…
30
И даже озарив небо лишь на мгновенье,
и даже мгновенно угаснув после,
падающая звезда,
бывает,
оставляет свет,
дольше мгновения длящийся…
в длящейся в памяти…
И свет этот,
хвостом черченный
по небосклону ночному,
ни чёрная зависть людей,
ни чёрные дыры Вселенной
не угасят.
31
Соединись со мною,
не пугаясь жгучих упрёков тех,
кто может плохо понять.
Свой след не пугайся оставить во мне,
если хочешь, чтоб он возродился,
спустя много лун,
на Рейна крутых берегах…
Соединись же со мною сейчас,
не бойся меня,
как тебя не боялся я,
в первый раз обнимая.
32
Слейся со мною, как сливается
с познаваемым познающий.
Tat tvām asi!
Слейся со мною, как Ока
сливается с Волгой.
Волосы свои распусти,
как вихри песчаных бурь.
Но познания жаждущий
в несовершенстве своём
не сольётся с объектом…
О, познать бы тебя!
Ты несовершенен –
будет ответ.
Я знаю.
33
В каждом отдельном мире
каждого человека
царят законы свои.
И они – абсолютны.
И если обида вскипает в тебе
на вселенную другого,
то не в его, а в своей
вселенной
ошибку ищи.
34
Научите меня быть серьёзным –
без занудства;
Научите быть весёлым –
без буйства;
И научите меня уважать других,
не льстя,
не роняя себя…
35
Куда спешить?
Коль я всего лишь раз живу,
то век мой слишком краток,
чтоб торопиться
куда-то.
Я всё равно не успею…
Но если живу я не раз,
метаться не стану подавно…
Ведь в сотнях своих воплощений
я всюду успею.
36
Знаешь ли, что в ночных мечтах моих диких, бредовых я часто сравниваю
тебя с падающей звездой, уносящейся прочь от меня и даже не подозревающей о моём существовании? Ты – словно комета,
ты – словно нечто вечное, имманентное, эфемерное, разлитое среди обломков
вселенского бытия,
ты – то, к чему я вижу смысл стремиться против доксы и предрассудков света,
стараясь перенести тебя,– и себя вместе с тобою,– в новую реальность, где ты вечно
будешь – моя!
Моя! Как бы там ни было, но в тайниках подсознания я снова упиваюсь звучанием
твоего голоса. И твой голос
журчанием странного, несвойственного нашей местности акцента, выдаёт в тебе
нездешнюю…
Да ты, впрочем, и есть – посланница других миров, сводящая с ума землян. И так
хочется похитить украдкой твой волос,
который на хвосте звёздной ночной пыли мне принесёт ветер ласково-вешний.
С той поры, как я узнал тебя, недоступную, я стремлюсь только к тебе, о моя
радость, источник платонческого блаженства!
Ты – мой жизненный рок, ты – крупица Бытия, ты – всё Бытие в его целокупности, ты всё
Бытие в его частности, ты – Мир и Небытие, ты – Космос мой!
В тебе, должно быть, искали акме совершенства
древние греки… ведь ты вечна? ведь не я – первый, не я – последний, кто сходит с ума,
мечтая побыть с тобой,
с тобой – хоть миг… До самой зари целуя на руках лучи, что ты мне
прислала в прохладном лунном свитке, я останусь созерцать океан…
до самого рассвета, когда солнца золотое блюдо
озарит багрянцем мои невзрачные одежды.
Мой век столь краток! ты – вечна! Но доколе я жив, я всем своим существом, всем своим
иррациональным сознанием буду
мчаться к тебе, о призрачная, проходящая мимо меня – всегда мимо меня! – Надежда…
37
Шуметь бесконечно в провинциальных
салонах – что проку?
читать и слушать непризнанных
гениев строки?
мотаться бесцельно
по нескольку раз
по той же дороге?
кричать, что не нужно большего нам?..
И если это – развития суть,
то дайте сразу прописку
мне под крестом.
38
В этом мире отступлений от правил нет.
Есть лишь законы,
что нам незнакомы.
В нём нет виновных и правых,
в нём нет неприязни и войн…
Ведь мы создаём в этом мире
всё то, чего сами страстно хотим.
Фантазия – мир,
и весь мир – фантазий поток.
Меня обними.
Мы наш мир сейчас создадим.
39
Наивно в упрёк
кошачьим ставить:
“Кто мой соперник, кому
урчащую песнь отдашь,
о Фелина?”
Я знаю: сладость страсти
не достанется ныне
мне.
40
Придвинь своё кресло ближе
и верхний выключи свет;
забудем о мраке ночи за окном.
От лампы настольной
света прозрачный поток
кудри завьёт
на твоём сознанье…
Пусть свеча на окне проводит закат.
Мы учимся – вместе,
хотя учу тебя я;
и таинство это
порою интимней любви.
41
Неужели и впрямь дорогам нашим
более нет перекрёстка?
ужели покрылись тропы снегами,
которые вовек не пройти?
Где валежник был мыслей твоих,
где страсти моей был каскад,
ныне растёт и трепещется
в ветре унылом
чертополох.
42
В единственный звук погрузившись,
испью до дна его сладость.
И в раги распеве услышу
творящий мир…
Облачусь я в робы
ярчайших цветов
и, мантру запев,
уйду от бренного мира,
звук лишь один созерцая.
На брегах Ганги великой
помыслю тот звук я
Единой Вселенной.
43
Иллюзия тайных видений
в тебе породила гордыню,
как часто бывает с сердцем того,
умом кто пока не окреп.
Твой мир – лишь обманный наркотик
и, как заблудшего в жаркой пустыне,
погубит тебя.
44
Не проси меня о прощенье:
это нелепая выдумка древних.
Если развития ось
переход на другую ступень
тебе обеспечит,
то это священно и мне.
Зачем же прощенья просить –
за поиски смысла?
45
Увы! в омут
абстрактных рассуждений
о смысле энтропии
в контексте гипертекста
кидаться
прыжку подобно спьяну
в тёмный омут
с надеждой выплыть.
Нет! реши проблему сперва:
‘Что есть человек?’
46
Создать своё
совсем не трудно.
Златое правило прими к тому:
“Что создаёшь, должно
быть мудро.
Но вместе с тем –
не мудрено!”
47
Ты живёшь на улице фантазий.
Я живу на улице той же…
И ходишь гулять ты
по улице фантазий.
И я хожу гулять –
туда же…
Задумчиво смотришь на звёзды –
я тоже их наблюдаю…
И силой фантазий
миры ты свои создаёшь.
Я тоже их создаю.
Молча, взор устремляя в себя,
ласкаешь ты Бесконечность…
И Бесконечность ласкает тебя…
И живёшь ты на улице фантазий,
где гуляешь так часто ты…
И только потому, что это –
всего лишь улица фантазий,
вместе нам по ней
никогда не пройти.
48
Я не буду с теми спорить,
ссориться с теми я не буду,
кто прославить хочет себя,
других очерняя.
Как хотят – их удел;
мне времени жаль
их убеждать.
И пусть есть неблагодарное что-то
в стремлении лепту свою внести
в мир, где нового нет ничего!
Единственная цель –
мир постичь,
священная цель –
к Богу прийти,
став ему ближе.
И пусть идиоты
друг друга поносят – их право,
ведь ими был сделан выбор –
остаться всегда не земле…
49
Мне выпитого вина не жаль,
не жаль бутылок и окон битых:
я за всё заплачу сполна –
в следующей жизни.
Мне не жаль, что гулял
я по женщинам страстно,
ибо частью развития
это считаю…
И за всё расплачусь.
50
Приходит и великим рекам конец,
когда, сливаясь с морями,
образуют оне
великую водную зыбь.
И во всемирном хаосе слов
пусть и мои растворятся слова…
Не взгрустну ни на миг,
если дело моё,
точно бабочка-однодневка,
сгинет в Забвенья потоке.
1 September 2003 — 30 April 2004. — Nizhny Novgorod — Vladimir — Moscow — Prossié (Russia)