На любом уровне обмена информацией мы так или иначе сталкиваемся с необходимостью определить некоторое высказывание либо как истинное, либо как ложное. При этом мы руководствуемся системой нашего знания об окружающем мире. Если характеризуемое высказывание не кореллирует с системой репрезентации мира, которая заложена в нашем сознании, то мы признаем высказывание ложным и, соответственно, наоборот. Однако если бы истинность была в равной мере очевидна для всех, то не было бы предпосылок и необходимости для выведения универсальных логических законов.
До конца XIX века классическая логическая система (1:19-23) не обнаруживала существенных недостатков и не давала сбоев. Но если сегодня принять определение истины так, как это предлагает Кондаков, то в рамках современного философского и психологического подхода неизбежна критика, поскольку объективная действительность и субъективное сознание человека несовместимы: «Истина – это отражение в сознании человека предметов, явлений и закономерностей объективной действительности такими, какие они существуют вне и независимо от познающего субъекта». Впрочем, исследователь тут же отмечает, что «истина – это не только достигнутый результат в виде суждений, понятий, теорий. Истина есть процесс движения от незнания к знанию. Истина, следовательно, не может рассматриваться как нечто застывшее, окостенелое, неизменное отображение объектов действительности» (2:188), то есть она представляет собой скорее некий динамический процесс, нежели статику. Это вполне отвечает положениям условно-истинностной семантики, где истина считается изменчивой и подверженной градации.
Но даже в наши дни, когда универсальность логических законов поставлена под сомнение, споры об истине далеки от завершения. Как справедливо замечает Лакофф, в целях большей наглядности и простоты, которые были бы доступны и убедительны при доказательстве истинностных положений, ученые стремились и стремятся до сих пор анализировать такие ставшие поговорочными высказывания вроде The cat is on the mat (3:380).
Но и обращаясь, например, к понятию аналитическая истина, да еще и при попытке анализа аномальных высказываний, мы сталкиваемся с проблемами, которые невозможно разрешить ни классической системой исчисления предикатов, ни истинностными таблицами. Действительно, после появления теории когнитивных моделей было поставлено под сомнение положение, утверждавшее, что «как аналитически истинное рассматривалось предложение, истинное в силу значения входящих в него слов» (3). Для большей наглядности проанализируем пример, взятый из поэзии Пьера Реверди (Quelques poèmes, 1916):
Mon doigt saigne
Je t’écris
Avec
Le règne des vieux rois est fini… (4:219).
Даже если мы допустим, что каждая из составляющих данного высказывания (“Mon doigt saigne”, “Je t’écris” и “Le règne des vieux rois est fini”) имеет истинностное значение, это вовсе не значит, что из высказывания в целом мы в состоянии получить вразумительный общий смысл, который онтологически был бы полностью верифицируемым. При этом ни к одному из компонентов нельзя применить такое определение, как семантически сумбурный или нелепый. Аналитическое соотношение частей между собой не приводит к получению нового знания, но демонстрирует в действии нарушение законов, которые накладывают ограничения на семантическую сочетаемость элементов.
В пределах условно-истинностной семантики, однако, такое высказывание будет истинным, поскольку каждый из входящих в него элементов отвечает необходимым условиям восприятия (в данном случае – в рамках сюрреалистической техники автоматического письма), которые и релятивизируют понимание относительно контекста.
С другой стороны, показателен пример, приводимый Лакоффом из физики, науки, которая не терпит неточности: в некоторых случаях необходимо принять метафорическую модель понимания электричества как потока электронов, а в некоторых – как жидкости. В зависимости от принимаемой для расчетов модели мы можем гарантировать или, напротив, не гарантировать правильный результат (3:397).
Возникает вполне резонный вопрос: если даже в физике необходимо отказываться от одной истинностной модели в пользу другой и если такая наука демонстрирует невозможность выведения одной-единственной безотказно функционирующей во всех отраслях модели, то не может ли то же самое быть спроектировано и на область гуманитарного знания, предполагающего, как известно, бóльшую свободу интерпретации? Такое предположение становится особенно актуальным в отношении уже упомянутых аномальных высказываний, поскольку допустимы случаи нереферентного употребления, когда языковое выражение имеет смысл, но не имеет денотата. Действительно, о таком беспредметном высказывании, как “наиболее удаленное от Земли тело”, нельзя сказать, истинно оно или ложно: оно неопределенно (5:71).
Можно еще раз остановиться на приводимых Франсуа Растье примерах, где он, следуя за концепцией нечетких подмножеств, разработанной и введенной в обращение Лотфи Заде, иллюстрирует невозможность однозначного определения истинности или ложности таким примером:
(a) Воробей есть птица.
(b) Цыпленок есть птица.
(c) Пингвин есть птица.
(d) Летучая мышь есть птица.
(e) Корова есть птица.
Действительно, если с точки зрения зоологии высказывания (d) и (e) представляются однозначно ложными, а (a), (b) и (c) однозначно истинными, то в пределах доксы первые четыре высказывания могут допускать градацию по принципу (b) более ложно, чем (a) и так далее. Вне зависимости от научного знания истина становится чисто языковым явлением – эффектом семантической связности (6:173-178). Следовательно, в зависимости от этого будет варьировать и степень истинности того или иного высказывания в различных видах дискурса. В зависимости от степени, до которой мы полагаем наше знание о мире верифицированным и совпадающим с нашей концептуализацией, зависит и наше восприятие высказывания как адекватного или неадекватного соотношения разума и вещи (ср. положение Фомы Аквинского: “Veritas intellectus est adequatio intellectus et rei”).
Истинность относительно непосредственного понимания может быть охарактеризована как соответствие между пониманием предложения и пониманием ситуации (3:380). Попробуем рассмотреть это положение на миниатюре Борхеса Argumentum ornithologicum:
“Cierro los ojos y veo una bandada de pájaros. La visión dura un segundo o acaso menos; no sé cuántos pájaros vi. ¿Era definido o indefinido su número? El problema involucra el de la existencia de Dios. Si Dios existe, el numero es definido, porque Dios sabe cuántos pájaros vi. Si Dios no existe, el número es indefinido, porque nadie pudo llevar la cuenta. En tal caso, vi menos de diez pájaros (digamos) y mas de uno, pero no vi nueve, ocho, siete, seis, cinco, cuatro, tres o dos pájaros. Vi un número entre diez y uno, que no es nueve, ocho, siete, seis, cinco, etcétera. Ese número entero es inconcebible; ergo, Dios existe” (7:122).
В данном отрывке доказательство бытия Бога исчисляется исходя из презумпции непостижимости любого мгновения бытия, при этом доказательство отталкивается от противопоставления определенности ‘definido’ или неопределенности ‘indefinido’ количества увиденных рассуждающим птиц. Однако столь размытые понятия подкрепляются и формальным апеллированием к логической операции, известной как modus ponendo-tollens (отрицающее-утверждающий):
Aˇ_B, ¬B
________
A
Однако можно ли воспринимать данное доказательство как отвечающее научным требованиям или хотя бы истинным с точки зрения здравого смысла? Разумеется нет, однако притом, что текст является не чем иным, как развернутой метафорой, формально построенной по логическим законам, высказывание вполне правдоподобно. Такое высказывание воспринимать как истинное мы можем только относительно контекста мнения.
Впрочем, аллотопность высказываний не обязательно связана с индивидуально-авторскими категориями. Проанализируем, например, вполне стандартные в романских языках высказывания, как ce chemin va au village, le pouls va, l’eau lui va jusqu’aux épaules (франц.), andare per via aerea, l’orologio va bene/indietro (итал.), las cosas andan bien, debemos de andar por los treinta grados (исп.). Любому носителю языка или тому, кто хорошо его знает, совершенно очевидно, что высказывания являются кодифицированными выражениями с общим глаголом движения ходить (aller, andare, andar). Однако такое положение дел, как оказывается, верно только при первом приближении. Если проанализировать эти высказывания с точки зрения семного анализа, то они окажутся аллотопными по своей сути, а следовательно, заведомо ложными с позиций формальной логики.
Эффект истинности весьма показателен во вступлении к сказке Бернара Клавеля Le mouton noir et le loup blanc, где достаточно легко установить некоторые соотношения с фреймами (типовыми сценариями, сценами-прототипами), но в повествовании есть и некоторые необычные детали, выводящие к проблеме условно-истинностной семантики.
“C’était dans un pays qui s’appelle la Suisse. On y trouve des montagnes, des lacs, des rivières, de la vigne, du bon fromage, des boîtes de musique, des montres qui donnent l’heure exacte et de jolies petites gares pareilles à des jouets en bois colorié (8).
Как и в примере, взятом из творчества Борхеса, мы имеем дело с некоторым контекстом мнения, вводящим читателя в топос, определяющий дальнейшее развитие событий. Для создания впечатления правдоподобия автор помещает повествование в реально существующую страну – Швейцарию, именно поэтому мы и можем приписать даже по правилам формальной двузначной логики функтор истинности этому высказыванию.
Более того, истинность задается и дальнейшим описанием страны, как бы совпадающим с объективным географическим знанием: Suisse – /montagnes/, /lacs/, /rivières/, /vigne/. У читателя создается референтное впечатление, что описываемые события будут исключительно истинными, поскольку задается истинностный контекст, не вызывающий сомнений.
Впрочем, описание страны не ограничивается исключительно введением некоторых признаков, которые бесспорны для особенного положения Швейцарии. Помимо реферирования к географическим объектам, в том же контексте появляются и элементы, на первый взгляд не связанные с прямым описанием страны. Однако именно внелингвистическое (экстенсиональное) знание подсказывает, что сведение этих элементов в один класс вполне обосновано. Даже не выходя за пределы школьных знаний можно сказать, что Швейцария известна производством музыкальных шкатулок и часов высокой точности ’boîtes de musique’, ’montres qui donnent l’heure exacte’, равно как и прекрасными сырами ’bon fromage’.
Вместе с тем введение культурных референций направлено на усложнение предикаций, постепенно превращающихся в оценочные: элементы, замыкающие предложение, являются, с точки зрения логики, уже не высказываниями, а суждениями – в данном случае контекст раскрывает авторскую позицию, для которого часы, производимые в Швейцарии, характеризуются точностью, а производимые сыры – высоким качеством. В этом случае истинность уже устанавливается исключительно относительно контекста мнения, поскольку высока вероятность, что не все согласятся с суждением Les fromages suisses sont de bonne qualité.
Мы еще больше отдаляемся от истины в словосочетании, в котором появляется ограничитель (hedge) pareil à – “похожий на”: jolies petites gares pareilles à des jouets en bois colorié. В этом случае он вносит коррективу в истинностное значение проблемного выражения (5:103). Данный прием вводит в текст некоторую половинчатость (9:830), поскольку вокзал, который не является игрушкой, сравнивается с последней. В данном контексте мнения именно этот прием переводит нас из рамок истинного высказывания в высказывание, которое может считаться истинным только в некотором ассумптивном универсуме.
Итак, при интерпретации аномального высказывания нам необходимо отказаться от формально-логических законов в пользу условно-истинностной семантики, которая допускает градацию истины и делает основную установку на контекст мнения, что, безусловно, призвано помочь как можно адекватнее соотнести аномальное высказывание с нашими представлениями о мире вне зависимости от того, с каких позиций мы смотрим на абсолютную истину – с идеалистических или материалистических.
ЛИТЕРАТУРА
- Ивлев Ю.В. Логика. – М.: «Проспект», 2005
- Кондаков Н.И. Логический словарь. – М.: «Наука», 1971
- Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи. – М.: «Языки славянской культуры», 2004
- Андреев Л. Сюрреализм: История. Теория. Практика. – М.: «Geleos», 2004
- Бочкарев А.Е. Семантический словарь. – Нижний Новгород: «Деком», 2003
- Растье Ф. Интерпретирующая семантика. – Нижний Новгород: «Деком», 2001
- Borges J.L., El otro, el mismo. – Санкт-Петербург: «Азбука-Классика», 2004
- Clavel B., Contes choisis. – М.: «Радуга», 1987
- Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – М.: «Языки русской культуры», 1999
23 August 2006. – Dzerzhinsk (Russia)