Практика изучения любого языка неизбежно сталкивает нас с проблемой понимания и объяснения высказывания, которое не соотносится с привычными нормами – как лингвистическими, так и социальными. Литература двадцатого века носит характер системного обращения к подобного рода образованиям, и понимание осложняется отсутствием системного механизма интерпретации.
Согласимся, что если существование аномалий возможно в речи, то должны существовать и некоторые уровни, на которых такие аномалии встречаются. Поскольку язык обладает четкой структурной иерархией, в семантическом аспекте мы имеем возможность с такой же иерархической четкостью структурировать и аномальные высказывания.
Фонетические аномалии. Фонетический уровень является одним из самых очевидных для проявления аномалии. В истории российского языкознания изучение фонетических аномалий восходит к исследованиям Р.О. Якобсона и Н.С. Трубецкого [Jakobson 1931; Якобсон 1985, 1987; Трубецкой 1960]. Притом что на этом уровне имеется строго ограниченный набор элементов, в пределах которых может совершаться отклонение, это совершенно не значит, что на нем ограничено количество аномальных явлений.
Произносительная норма устанавливается как эталон, а несознательное отклонение от нее может породить ситуацию «коммуникативного провала». Напротив же, сознательное отклонение от нее несет в себе смысл, который возможно установить только при условии системного уяснения подобного отклонения.
Региональный характер произношения связан с двумя различными причинами:
-особенностью диалекта;
-акцентом иностранца.
Индивидуальный характер произношения связан с:
-физиологическим нарушением речи (в настоящем эссе не рассматривается, поскольку соотносится с областью физиологии и логопедии);
-элементарной необразованностью.
1. Особенности диалекта. Подобные особенности устанавливаются достаточно легко, поскольку сам диалект всегда носит системный характер, охватывая более или менее протяженный континуум. Так, в знаменитой песне «O sole mio» нетрудно заметить существенное отклонение от произносительной нормы стандартного итальянского языка:
Che bella cosa ’na jurnata’e sole
N’aria serena doppo ’na tempesta
‘pe ll’aria fresca pare già ’na festa…
Как это мило – солнце после бури,
И воздух свеж, и день как радость.
И в этом солнце жизнь готовит праздник…
(O sole mio, canzone napolitana, parole di Capuro)
Для наиболее адекватного понимания всех элементов высказывания необходимо соотнести его со стандартным итальянским языком, сделав своеобразный «перевод»:
Che bella cosa è una giornata e sole,
Un’aria serena doppo una tempesta…
Nell’aria fresca pare già una festa…
Из сравнения этих двух небольших отрывков мы уже имеем возможность сделать некоторые достаточно характерные выводы:
-«’na» вместо стандартного артикля «una» перед существительными на согласную;
-«n’» вместо стандартного артикля «una» перед существительными на гласную;
-замена стандартного [o] на [u]: giornata ? jurnata.
Таким образом, объяснение отклонения от произносительной нормы (аномалии) осуществляется путем выхода на уровень стандартной системы произношения, от которой мы осуществляем наш отсчет, а также от особенности ритмообразующей целесообразности при наложении текста на мелодию, которая в значительной мере определяет количество слогов в строке.
2. Акцент иностранца. Рассмотрим такое на первый взгляд непонятное высказывание: ong n’eï yamais auoussi mieng ervi gueue bar soi-mêim’ (жирный шрифт соотносится с замыслом поэта Мориса Роша). Вряд ли с точки зрения компетенции французского языка это высказывание можно соотнести с семантически осмысленным, если не учесть, что ключом является, во-первых, название: «Hara-kiri», а во-вторых, рисунки автора, в достаточной мере характерные, чтобы понять текст адекватно.
Однако затекстовый интерпретант хоть и играет достаточно важную роль в понимании высказывания, без него вполне можно обойтись уже только по причине элементарной соотнесенности звукового ряда с возможной речевой структурой. Так, приведенный пример можно в синтагматическом отношении достаточно легко привести к нормированному высказыванию On n’est jamais aussi énervé que par soi-même «Никто не раздражает нас так, как мы сами себя».
Впрочем, понимание не будет полным, если мы снова не вернемся к названию, то есть не подключим затекстовый энциклопедический интерпретант. В самом деле, почему такое высказывание (за его значимость говорит жирный шрифт) становится основным в поэтическом произведении? Соотнесенность высказывания с упомянутым интерпретантом (названием «Hara-kiri») позволяет найти иной ключ, а именно: «В японской картине мира лишение жизни самого себя происходит в случае, если человек полностью неудовлетворен собственными действиями в жизни».
После сопоставления картины мира и системы языка нам несложно установить и обратное соотношение: «система языка – картина мира». При подобном билатеральном отношении становится совершенно очевидным, что в конкретном случае семантическая компетенция требует от нас интерпретации высказывания как ломаного французского языка, на котором говорит японец.
3. Необразованность говорящего. Разумеется, не всякую речь можно назвать эталонной, и тем более никто – даже самый грамотный человек – не застрахован от ошибки. Однако у образованного человека ошибка в момент спонтанного высказывания чаще всего соотносится с «lapsus linguae» и носит казусный, а не системный характер, в то время как истинная необразованность проявляется в системных явлениях.
При интерпретации поэтической речи знание способов передачи произносительной неграмотности может быть полезным для объяснения и того сатирического эффекта, который подобные высказывания производят в ткани в литературного произведения.
Посмотрим на текст Бориса Виана Pourquoi je vis:
Les calmes poissons
Ils passent le fond
Volent au-dessus
Des algues cheveux
Comme zoiseaux lents
Comme zoiseaux bleus…
(Boris Vian Pourquoi je vis)
Рыбы плывут по дну,
не нарушая тишину,
летя тихонько
над водорослей спицами,
Как медленные птицки,
как синенькие птицки…
Слияния (comme z…oiseaux) в данном случае нет и не может быть, однако именно в речи малограмотных людей (в особенности тех, которые стараются таковыми не казаться), они появляются даже в тех случаях, когда зияние является совершенно законным. При этом имеется вполне правдоподобное «грамматическое» объяснение: множественное число существительного.
Однако нужно объяснить, по какой именно причине сравнительный союз comme «как» приобретает фонетический довесок в виде [z]. Выделенное курсивом некодифицированное в системе языка слово zoiseaux представляет собой фонетическое образование, которое возможно в случае постановки артикля множественного числа (les oiseaux, des oiseaux), и в этом случае звукокомплекс полностью оправдан и не является аномальным. Таким образом, объяснение заключается именно во влиянии стандартной формы множественного числа на служебное слово – пусть даже из другой части речи. Принимая правдоподобие такого толкования, мы переносим высказывание из области аномальной аллотопии в область функционально объясненной изотопии.
Гораздо, однако, интереснее посмотреть на способ появления все того же стыкового [z] в словосочетаниях типа *quarante z-euros или *vingt z-euros. В подобном случае уже числительное quatre-vingts как стандартно допускающее слияние оказывает интерферирующее воздействие на остальные числительные, поскольку также воспринимаются как существительные множественного числа.
Графические аномалии. Будучи несколько более редкой, она требует и большего внимания интерпретатора при объяснении. При том, что рисованные стихи становятся достаточно излюбленным концептуальным ходом в поэзии двадцатого века, М.Л. Гаспаров отмечает: «Ограниченность средств конкретной поэзии очевидна: по существу, каждый найденный прием исчерпывается в первом же стихотворении и дальнейшие тексты, написанные по тому же образцу, кажутся ненужными повторениями». Все же до конца эмоционально-эмфатическая составляющая не была изучена. Связано это, если развивать мысль М.Л. Гаспарова, с уникальностью каждой находки, в каждой из которых соотнесенность визуального ряда с эмоциональностью уникальна [Гаспаров 2003].
Отметим, что традиция арабской витой басмалы возвела подобный прием в ранг художественного направления на Востоке, однако на Западе он кажется и в настоящее время экзотикой, хотя мы уже имеем достаточный опыт визуальной поэзии (Эль-Лисицкий, Ган, С. Малларме, Г. Аполлинер).
Механизм функционирования подобного приема более сложен, чем неверное произнесение (как заведомое, так и нет) той или иной фонемы. В таких случаях мы имеем дело с семиотическим и художественным переосмыслением конвенционального символа, обозначающего звук речи. Действительно, при огромном многообразии шрифтов, которые были созданы на протяжении столетий печатного дела в Европе, до двадцатого века почти не наблюдалось попыток дать привнесенное значение этим символам (кроме, пожалуй, единичных случаев, как, например, особый рукописный шрифт, которым Рабле записал «пророчество» в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль»). В Европе же этот прием встречается в единичных, весьма характерных случаях.
Этот уровень предполагает использование различных шрифтов или их модификаций в зачастую только автору понятных целях, чаще всего для кодирования сообщения. Одними из первых к этому методу прибегли символисты, рисовавшие свои стихи из типографских знаков (таковыми является большинство сборников Стефана Малларме, в особенности Calligrammes), однако наиболее абстрактное применение тому нашли дадаисты (см. в качестве примера «бессмысленное» стихотворение Гуго Балля Karawane, где основную “смысловую” нагрузку несет, разумеется, не сам текст, а шрифт):
jolifanto bambla ô falli bambla
grossiga m’pfa habla horem…
(Hugo Ball Karawane, 1917)
Итак, в приведенном отрывке мы имеем дело с семантически бессмысленным набором звуков. Поскольку установить значение слов невозможно при соотнесении с любой системой любого живого языка (текст на таком «языке» до определенной степени напоминает язык волапюк, в котором все корни изобретались вновь), постольку воспроизведение данного текста требует подключения некоторых музыкальных основ интерпретации.
Обратим прежде всего внимание на различные размеры шрифта (кегля) приводимого отрывка. Если у нас нет иных вариантов для понимания отрывка, то самое логичное – это соотнести (по желанию и необходимости интерпретатора) текст, в зависимости от стиля начертания, с: 1. высотой/громкостью; 2. тембром; 3. темпом. В данном случае мы говорим о высказывании как об априорно истинном [подробнее: Chernorechenski 2007], и бóльшую значимость приобретает не то, что мы читаем, а как мы читаем.
Лексико-семантические аномалии. Отклонения подобного рода встречаются на уровне, где потенциально возможно нарушение правил сочетаемостных ограничений. Поскольку любая система – образование закрытое и мало поддающееся изменению [ср. Каспранский 1979, Косериу 1963], постольку и система в данном случае имеет по отношению к норме регулирующую позицию. Изо всего этого прежде всего следует, что система накладывает определенный набор правил, которым необходимо следовать, чтобы не отклоняться от нормы, в противном же случае ненормированное явление нуждается все в интерпретации такого же типа.
Поскольку семантическим выражением правила сочетаемостных ограничений будет изотопия, а аномальные высказывания необходимо интерпретировать в рамках аллотопии, то в наши последующие задачи и будет входить решение вопроса о том, насколько возможен переход из сферы изотопии в сферу аллотопии, что мы и попытаемся показать на приводимых ниже примерах.
Действительно, система на функциональном уровне может допускать немалое количество категориальных сдвигов, что и характерно чаще всего именно для речи поэтической, как это имеет место в анализируемых ниже отрывках из поэтических произведений Бориса Виана и Поля Элюара:
La vie, c’est comme une dent
D’abord on y a pas pensé…
…Il faut vous l’arracher, la vie
Вся жизнь – как зуб,
не думаешь о ней сначала…
…как зуб, ее вам вырвать надо, эту жизнь
(B. Vian La vie, c’est comme une dent)
Elle est debout sur mes paupières…
…Elle a la forme de mes mains…
…Elle s’engloutit dans mon ombre
Comme une pierre sur le ciel.
Во весь рост стоит она на моих ресницах…
…И форму рук моих она переняла…
…И в тени у меня она уж тонет,
Что камень в небесах.
(Paul Eluard L’amoureuse)
Во-первых, во всех приведенных примерах лексическая несочетаемость элементов строится на соотношениях типа ’vie’ жизнь /конкретный/ vs ’dent’ зуб /абстрактный/; ’être debout’ стоять во весь рост /большой/ vs ’paupière’ ресница /малый/; ’s’engloutir’ тонуть /жидкий/ vs ’ombre’ тень /бестелесный/.
Для достижения поставленной цели нам необходимо найти как минимум один афферентный признак, при помощи которого и будет нейтрализована последовательность, кажущаяся в первом приближении неверно составленной.
Так, в утверждении Бориса Виана La vie est une dent «жизнь – это зуб» мы имеем возможность нейтрализации несопоставимых признаков через актуализацию афферентного признака ’доставляющий неудобство, дискомфорт’. Однако подобное сопоставление понятий «жизнь» и «зуб» тоже может потребовать некоторых объяснений. Мало ли, возразят нам, явлений, которые, как и больной зуб, могут доставлять дискомфорт. Действительно, это так, однако присутствует признак /регенерация/, что спорно в онтологическом отношении, но не в отношении поэтического суждения: Il faut vous l’arracher la vie.
В отношении второго отрывка применим примерно такие же принципы интерпретации, а именно:
- Elle est debout sur mes paupières = афферентный признак /прочного стояния/.
- Elle a la forme de mes mains = она вкладывает свои руки в мои, то есть метонимический перенос части на целое, в каковом случае руки возлюбленной ассоциируются со всем ее телом.
- Elle s’engloutit dans mon ombre «она тонет в моей тени», афферентный признак /растворяться/, то есть «она обнимает меня».
Грамматические аномалии. При установлении именно грамматической аномалии семантическая компетенция играет намного бóльшую роль, чем при определении аномальности во всех остальных разобранных случаях. Явление это гораздо более сложное по своей структуре, поэтому для понимания подобных сломов нужно довольно тонко знать грамматический строй языка, а в случае со следующим текстом Десноса необходимо еще и непосредственно видеть текст, поскольку нарушение грамматических правил происходит именно на основе внешнего сходства грамматических форм разных частей речи:
«Je mauve«, me dit-elle, et tandis que moi-même je cristal à pleine ciel-je à son regard qui fleuve vers moi. Or il serrure et, maîtresse! Tu pitchpin qu’a joli vase je me chaise si les chemins tombeaux.
L’escalier, toujours l’escalier qui bibliothèque et la foule au bas plus abîme que le soleil ne cloche.
Remontons! mais en vain, les souvenirs se sardine! à peine, à peine un bouton tirelire-t-il.
(Desnos, Robert Idéal Maîtresse)
Для более детального анализа сначала сведем аномалии текста в таблицу:
| Высказывание из текста | Соотнесенность с реальной семемой и частью речи | Предполагаемая «лексическая единица» |
| je mauve | «сиреневый» – прил. | *mauver |
| son regard qui fleuve | «река» – сущ. | *fleuver |
| je me chaise | «стул» – сущ. | *se chaiser |
| l’escalier qui bibliothèque | «библиотека» – сущ. | *bibliothéquer |
| les souvenirs se sardine | «сардина» – сущ. | *se sardiner |
| le bouton tirelire-t-il | «тили-тили» – межд. | *tirelirer |
В приведенном примере подчеркнутые существительные волей автора переведены в разряд глаголов на основании визуальной омонимии окончания -e, которое, с одной стороны, может интерпретироваться как окончание первого/третьего лица единственного числа глаголов настоящего времени I спряжения, а с другой, как последняя буква многих существительных женского рода.
Предложенный способ интерпретации через игровой подход изобретения несуществующего слова и есть основная цель поэтического видения автором системы языка.
Однако следует и отметить, что, зная систему грамматики, мы имеем возможность не только объяснить, на основании каких процессов происходит грамматический слом, но даже и предсказать появление такого слома. Так, например, если большинство существительных образует множественное число путем прибавления морфемы «s», то вполне можно спроектировать такое построение даже для тех существительных, которые в пределах системы языка множественное число образуют ломаным способом.
Подобный прием работает в анекдоте про блондинку:
-Regardez ! dit une blonde à une châtaine, ce sont des chevals !
-Mais non ! Ce sont des chevaux !
-Mais qu’est-ce que vous racontez ! Si je vous dis que ce sont des chevals !
-Смотрите! – говорит блондинка шатенке. – Какие прелестные котенки!
-О нет! – отвечает шатенка. – Это котята!
-Ну что вы мне рассказываете? Я же вам говорю, что это котенки!
В приведенном отрывке налицо нарушение грамматической нормы с целью создания стилистической характеристики главной героини анекдота как не слишком обремененной интеллектом. И поскольку в ее концептуальном представлении слова *les chevals и les chevaux представляют собой два совершенно различных явления, постольку со свой собеседницей она просто спорит.
Теперь остается лишь определить, при помощи какого способа достигается данный эффект. Строится он именно на сломе грамматической нормы образования множественного числа существительных на -al, которое, как известно, образуется вокализацией [l] ? aux: chevaux.
Таким образом, в настоящем эссе мы попытались дать классификацию аномальных высказываний в аспекте семантической компетенции и наметить на практических примерах некоторые способы их теоретического объяснения и нейтрализации, что особенно важно в случаях, если высказывание, с которым нам приходится сталкиваться, кажется на первый взгляд необъяснимым.
Библиографический список
- Jakobson R. Prinzipien der historischen Phonologie // Travaux du cercle Linguistique de Prague. 1931. №4. p. 264-265. Пер. с нем. Ю.М. Лотмана
- Якобсон Р.О. Избранные работы. Составление и общая редакция Звегинцева В.А. М.: Прогресс 1985. – 455 с.
- Якобсон Р.О. Работы по поэтике. Составление и общая редакция М.А. Гаспарова. Вступительная статья В.В. Иванова. – М.: Прогресс, 1987. – 460 с.
- Трубецкой Н.С. Основы фонологии. М.: Издательство иностранной литературы, 1960. – 371 стр.
- Anthologie de la poésie française du XX siècle. Paris, 2005
- Dada et musique. CD-Rom informatif du Centre Georges Pompidou.
- Гаспаров М.Л. Очерк истории европейского стиха. М.: Фортуна-лимитед, 2003. – 272 с.
- Каспранский
- Косериу Э. Синхрония, диахрония и история, Новое в лингвистике, вып. III, М. 1963. – С. 174
- Косериу Э. Система, норма и язык.
- Chernorechenski A. Absurd and Postmodernist Game: Complete Uninterpretability? Н. Новгород: изд-во НГЛУ, 2007
15 April 2007. – Moscow (Russia)