Но господа!
Машина реально подымает статус человека! Ещё о-го-го как! Всё остальное может быть не таких размеров, а вот автомобильный статус – должóн всегда быть на высоте!
На своём уже порядком помятом чуде я и прикатил в начале второго курса аспирантуры на первые занятия. О чёрт! Да раньше на меня и не смотрели, а теперь я, мать вашу, жуних – с машиной как-никак! На переднее пассажирское хотелось многим. Но именно на переднее пассажирское. На заднее – видать, только после штампика. Квадратненького. В пачпорте.
Кстати о штампиках. Когда мне в 2010 в военкомате выдавали военный билет, миловидная девушка комментировала все действия так:
-Алексей Александрович. Давайте ваш паспорт. Сейчас я ставлю самый важный в вашей жизни штамп!..
-Спасибо,– говорю,– на добром слове, что именно этот – самый важный, а не какой иной!
Хихикать-то я, конечно, хихикал, но коррекция взгляда на вчерашнего гадкого утёнка и золушкá произошла не у всех. Никогда не забуду, как я, дрожащими и мокрыми руками обхватывая руль, признавался ей… ждал ответа… Обливалось, обливалось кровью сердце моё: но в следующий раз такое же чувство испытаю я ой как нескоро: ждать уже выхода на сцену в собственной пьесе в Михайловском… в декабре 2010… Оставалось ещё три года…
…И у меня оставалась йога. Йога, которая вошла в мою жизнь так же загадочно, как прошли месяцы на дорогах Франции. Возвращаясь мысленно в Приморскую Шаранту, вспоминая, как перешёптывались там звёзды, воскрешая в себе и пьянящие виноградные плантации, и умиротворённое испарение полуночных тропок в Вогезах, я понимаю, что всё вело куда-то дальше, чем просто Франция и безмятежное студенческое лето…
…В августе 2002, когда во второй раз мне 23 числа явился День Лунного Луча (первый раз – в Штатах, в день приезда, 23 августа 2000), мы познакомились с парнем из Латвии – Янисом. Всё, что я о нём помню,– это высокую худощавость, латышский акцент – и много непонятных фраз да странных откровений, которые он, двадцативосьмилетний, изрекал нам, двадцатилетним…
Пять лет спустя своим двадцатилетним я повторял те же самые откровения, что и тогда Янис – в Шаранте…
Я не воспринял его напрочь, а Илья пропадал с ним всё свободное время. Однажды я подслушал странный разговор – непонятный и абсурдный: сушумна, лотос, асана, энергия, сахасра, кундалини… Скорее я тогда перепугался за Илью, что его манят в какую-то секту…
Мы вернулись в Россию. Привыкали снова жить так, как живут все. Но что-то было не то. Мы пошли гулять втроём – и в сувенирном магазинчике, в полузабытом переулочке мы встретились с человеком, который произносил всё те же самые слова, какие и Янис вешал на уши Илье в Шаранте.
Через три дня мы топали на стадион – в спортивный зал. Родионов Алексан-Палыч стал первым, кто посвятил в этот странный мир, именуемый йога.
Мы Алексан-Палычу рассказали историю про Яниса.
Наш новый гуру улыбнулся и сказал:
-Ребятки, запомните одно из правил йоги: «Когда человек к чему-то готов, тут же появляются необходимые люди и обстоятельства…»
Мы приняли это за хороший юмор, но, практикуя йогу уже не один год, не перестаю убеждаться в истинности положения. И мы – тоже начали читать книги, проглатывать всё, что связано с сакральными техниками.
Мама испугалась сначала не на шутку, тоже в свою очередь подумав, что нас затягивают в секту. И она пришла на занятие со мной. И осталась там. И привела двух своих подруг.
Сейчас в зал она уже не ходит – но все упражнения, которые дают ей тонус, выполняет исправно. А Илья принял буддийское посвящение и уехал работать в гвинейское посольство. Теперь, наезжая иногда в Москву, он учит меня тому, что уже знает сам…
Обстоятельства не заставили себя долго ждать. Мне стало трудно выполнять асаны после мяса, поэтому в дни тренировок я его ел очень немного и с утра. А потом в дни тренировок перестал есть его вовсе. Ещё чуть позже Родионову понравилась моя идея прочитать курс лекций по философии для кружка йогинов.
И я засел лопатить литературу. Обратил внимание, что почти все древние книги советуют выкинуть из рациона свинину и говядину. Порешив, что мудрость тысячелетий умнее меня (да я и был физически готов, ведь уже давно мясо сократил), я убрал их из рациона. Мама переключила меня на «лёгкие котлетки» – из курицы и кролика… Но и их я вскоре стал гноить и впихивать в себя с трудом.
В какой-то день я стал вегетарианцем. Чуть позже – мама. Когда – не смогу сказать ни за какие ковриги, ведь я не overnight vegetarian, которые кончают тем, что через два месяца ставят крестики, сколько они уже не едят мяса…
Вегетарианец – это не только и не столько духовная, сколько ещё и физическая подготовленность организма перейти на более здоровый, но не менее питательный рацион.
А ежели кто показывает на резаки как на аргумент за мясоедство, то я улыбаюсь, показываю в ответ себе между ногами и, не стесняясь, спрашиваю:
-У меня и он есть. Мне его тоже по факту наличия в каждый разъём совать?
Вообще же вегетарианство своё я не афиширую – до практического разговора «что ты будешь есть?» Считаю ненормальным проявление фанатизма в попытках его навязать. Потому что всё время вспоминаю фразу Родионова, с которой для меня началась йога: если ты готов – то всё будет. Раз не готов, то не придумывай себе херни – и жри что дают…
Однако мясо мясом, а любовь любовью…
Ах! Она – преуспевающая московская юристка! Ах! Молодая и самодостатошная, состоявшаяся и независимая! Ах, посмотрела на меня, заморыша, ох, витающего в каком-то там «творчестве»… которое – ух! – дальше ящиков стола и не уходило в те дни… Придав глазам сочувственную грусть, по-блоковски закатив их куда-то подальше, ох, как томно произносила: «Мне приятно, что мы друзья. Но – не больше!»
Ах, юристка, ах, судия, ах, жестокий приговор!
Ах, как гордо-величаво выходила, хлопнув дверью, ибо перекосившаяся пассажирская другого и не предполагала. Я, как пьяный, ехал по улицам… куда-то… за город… мимо ползли деревеньки и лачуги… Вернулся домой. Ухайдакал литр винища. Башка, наверное, на следующее утро белому свету рада не была. Но всё же: I will survive, евъеи мы или не евъеи? Я продолжил жить, творить и безответно любить. Постепенно любовь как таковая ушла. Остались только хулиганские занятия ею. От времени до времени.
А далее – банальная присказка, но куда ж без нея?
Правильно! Прошло два года…
Вчерашний золушóк Кóню, как мы помним, выменял на коммуникатор да стал преподавать в МГУ. А ещё начал затевать кучу всякой ерунды… Теперь уж не то что практиковать Кама-Сутру, а и теоретизировать некогда! Тут вчерашняя возлюбленная опомнилась: теперь-де статус-то сменился. На такого-де московская-де юристка-де и очень даже посмотрит. Де. Пожалуй. Де. Уже таперича не гнилая пятёрочка, а – «неумолимый мужчина»…
Боже, Джек Николсон, Ричард Гир, Роберт де Ниро – в одном флаконе. Ни дать ни взять! Подойду я к мудрому – древнему стеклу… Ах, красавец, ах, секси-мачо! Выйти на улицу – глянуть на село? Девки гуляют вовсю в Перовó!
Или в Сокольниках.
Увы, поздно: свои страсти по Матфеям да Руфям я уже засушил и отправил в гербарий. И тут должен покаяться: да, я никогда не плакал от неудач, потому что они меня всегда делали сильнее, но – плакал от людей, которые сочли недостойным ответить на мою любовь. Потом же я подсчитал, сколько тратил времени… Стало противно. Так что смотрю я сейчас на всех благосклонно: можно со мной провести и вечер, и даже ночь (обычно в таких случаях мы читаем стихи Элиота в оригинале или обсуждаем до зари выразительные особенности пентатоники в «Деревянном принце» Бартока).
Да, стареем… мудреем… Раньше вот, бывало, какая-нибудь девчушка предложит посмотреть фильм Вендерса, а я, глупенький, отказывался… ссылаясь на то, что его эстетика мне претит и что я больше люблю Бюнюэля. И у несчастной – облом… фрустрация, я бы сказал.
Она же всю жизнь хотела посмотреть именно этот фильм… именно с этим концом…
13 December 2010. — Moscow (Russia)